Февраль… Сказать, что Дэвид не любил февраль – не сказать ничего. Его раздражало все: непредсказуемая погода, День Святого Валентина, ажиотаж по поводу окончания зимы и в особенности ущербное количество дней в этом месяце. Кто вообще это придумал, делать такой короткий месяц и добавлять ему раз в 4 года по деньку, забавы ради. Бред какой-то.
Погруженный в свои мысли Хоутри вздохнул, отложил перо и качнулся на стуле. Праздничная суета сдавала свои позиции, но работы от этого меньше не становилось. Взгляд молодого человека упал на фотографию девушки, стоявшую на столе. Эвелин Грант числилась в его пассиях вот уже второй год и настояла на этой приятной, по ее мнению, мелочи. Это была немного рассеянная волшебница из международного отдела. Дэвид подозревал, что ее привлекает только его статус и состояние, но, поскольку она из-за этого на многое закрывала глаза, ею было удобно прикрываться от расспросов. Ведь у успешного молодого сотрудника должна быть девушка, а он, по мнению мамаш половины женщин Министерства, был весьма завидный жених.
Хоутри снова вздохнул и отвернулся к окну. На днях Эвелин заявила, что они уже давно вместе и пора бы подумать о женитьбе. Девица давно пыталась намекать на это, но до сих пор Дэйву удавалось обходить острые углы и усмирять ее пыл грустными рассказами о потере прошлой супруги. И хотя сама идея свадьбы была абсурдна более чем полностью, но заставила мужчину задуматься о поиске партнера. Равноправного и разделяющего потребности социопата. Не жалкую плаксу Лиззи, и не властного агрессора как отец. Золотой середины, увы, никак не попадалось, что в прочем ни капельки не портило сам процесс поиска.
Раздавшийся стук привлек внимание волшебника и, оторвав от приятных размышлений, вынудил повернуться. Дэвид узнал Габриэля еще по голосу, но не отказал себе в удовольствии рассмотреть пришедшего юношу. Нестриженные волосы немного спутались и забавно торчали над лбом, под глазами пролегли тени, как в прочем у половины работников министерства в это время (ох февраль-февраль), худые почти женские ручки сжимают папки, на лице виноватая улыбка. Габи в своем репертуаре.
- Надеюсь, не о смысле жизни? – поймав себя на том, что осмотр и пауза затянулись, откашлялся Дэйв, - На это меня уже не хватит. Проходите, мистер Макинтош, чем могу служить?
Хоутри знал, зачем пришел молодой волшебник. Нужные ему отчеты комфортно пылились в дальнем ящике стола заместителя начальника отдела стирателей. Однако Дэвид изобразил на своем лице озабоченность и рукой предложил посетителю присесть на стоящий напротив стул.
- Опять наши мальчики забыли бумаги отправить? – повернув голову, мужчина посмотрел на часы, - Боюсь, я уже ничем не смогу Вам помочь. Рабочий день кончился и все виновники, наверняка, уже смылись по домам. Пятница все же.
Социопат встал и, устало потянувшись, принялся одевать пальто. Коридоры Министерства и правда стремительно пустели, народ спешил бросить опостылевшую работу и поскорее отправиться на заслуженный отдых.
- Быть может, нам стоит последовать их примеру? – присев на край стола, Дэвид склонил голову и очаровательно улыбнулся, - У меня заказан столик в ресторане на шесть, а спутницу мою вызвали по срочному делу. Составите компанию? Нет-нет, отказа я не приемлю. Идите собирайтесь, жду Вас здесь через десять минут.
Бесцеремонно вытолкав коллегу за дверь, волшебник напоследок еще раз улыбнулся, постучал по часам и захлопнул дверь, не оставляя Габриэлю иного выхода кроме предложенного.

Закрыв за Макинтошем дверь, Хоутри устало прислонился к ней спиной. Напряженный график, удвоенные обязанности, Эвелин – все это давно уже не оставляло Дэвиду времени на его маленькое хобби. Стиратель злился, срывал раздражение на подчиненных и маггловских проститутках.
- Как же я устал, - пробормотал волшебник, потер виски, и, высунувшись в коридор, поймал последнего ответственного сотрудника на этаже, как раз собиравшегося вызвать лифт, - Доркинс, дорогой, зайдите ко мне, пожалуйста.
Доркинс работал в комитете по выработке объяснений для маглов, и не был обязан подчиняться приказам пусть даже начальников других отделов, но в тайне надеялся перевестись в отдел стирателей, а потому, бросив тоскливый взгляд на лифт и на часы, все же зашел в кабинет.
- Как продвигается работа? – немного рассеянно спросил вдовец, закрывая за пришедшим дверь, - Какие планы на вечер?
- Все отлично, мистер Хоутри, - быть может вот он его шанс, - Да так ничего особенного, собирался заглянуть в библиотеку и пройтись по магазинам.
- Отлично, просто отлично, - все так же рассеянно пробормотал Дэвид, что-то обдумывая, - Petrificus Totalus.
Подхватив обездвиженное тело, социопат уложил коллегу на диван, снял пальто и, налив себе немного виски принялся ждать. Зачем он все это делает, он не до конца еще понял, но чувствовал, что так надо.
- Надеюсь, я успел быстрее, чем истекли назначенные Вами десять минут, - улыбчивая физиономия Макинтоша появилась в дверях как раз тогда, когда виски в бокале, тихонько звякнув льдом, закончилось.
- Как раз вовремя, - вернул улыбку Дэвид, отправляя Stupefy в Габриэля.
Тело юного аналитика под действием заклинания отлетело к стене и сползло по ней, задев висящую картину. Дейв сделал последний глоток и, с разочарованием обнаружив, что виски все-таки действительно кончилось, вздохнул, прикрыл в очередной раз дверь и, поправив картину на стене, присел рядом с юношей. Волнистые волосы разметались и упали на глаза, делая и так не в меру юное лицо почти мальчишечьим. Улыбнувшись каким-то своим мыслям, Хоутри ласково убрал волосы со лба и, вырвав волосинку, перенес бессознательного волшебника в кресло.
Дальше дело было за малым: бросить волос в пузырек с оборотным зельем укороченного действия, на днях купленным в Лютном переулке, дать зелье Доркинсу, стереть из его памяти последние 10 минут и, убедившись, что тот направился по запланированным делам, перенестись в поместье отца с вместе с настоящим Макинтошем.
Дом встретил парочку тишиной, скрипучими половицами и знакомым запахом древесины. Дэвид не посещал усадьбу несколько месяцев, и пыль успела уже как следует украсить собою все свободные поверхности и скопиться по углам. Волшебник недовольно поморщился и вызвал фамильных эльфов, благо у него их было предостаточно от обоих кланов.
- Приберитесь тут, ленивые создания, - презрительно скривился маг, не удостоив маленьких существ даже взглядом, - и приготовьте поесть. Мы с моим гостем проголодались.
Пока эльфы шуршали метлами, гремели посудой и что-то готовили, социопат отнес тело Габи в дальную комнату, раньше принадлежавшую отцу. Убранство спальни было довольно незамысловато: большая кровать с кованой спинкой у стены, шкаф, стол, пара кресел, торшеры по углам и кольцо в потолке с продетой в него цепью, другой конец которой фиксировался на стене и позволял свободно варьировать длину и натяг по желанию хозяина. На столе аккуратно были разложены разного вида ножи, крючки, веревки и прочие милые сердцу Френка Хоутри предметы.
- Ну вот, мой хороший, сейчас они приберутся, а мы с тобой присядем вот тут, и решим, что же нам с тобой делать, - приговаривал Дэвид, усаживая Габриэля на стул, сковывая запястья наручниками и закрепляя их над головой парня при помощи цепи, - И зачем я тебя, собственно, сюда припер.
Этот вопрос больше всего занимал мысли волшебника. И правда зачем? Макинтош меньше всего подходил по типажу на людей, которые раньше бывали в этой комнате, но Дэйву в последнее время почему-то нестерпимо хотелось узнать, что за человек этот Габриэль. Слишком уж часто он мелькал перед глазами: один факультет, затем аврорская школа, министерство, в конце концов. Чересчур часто это юное лицо появлялось в зоне видимости маньяка, чтобы быть простым совпадением. Быть может, судьба так тонко намекает, что человек со столь схожей жизнью, может оказаться тем, кого так рьяно искал Хоутри.
От этих столь приятных мыслей мужчину отвлек тихий стон.
- Очнулся? – спокойный немного скучающий голос, расслабленная поза. Дэвиду было уютно в отцовском кресле и он сидел, запрокинув ногу на ногу, и медленно крутил в пальцах палочку Макинтоша.

Многие ошибочно полагают, что маньяки убивают только потому, что им это нравится. Бывают, конечно, и такие, но Дэвид был не из их числа. Сам факт убийства не привлекал мужчину ни в каком виде, а был либо досадной случайностью, что с опытом практически сошло на нет, либо вынужденной необходимостью, когда делать больше с жертвой нечего, а стирать память и отпускать слишком рискованно. Правды ради, стоит отметить, что несколько человек он все-таки убил и поучил какое-никакое извращенное удовольствие, но это были весьма нервные особы и чрезмерно раздражали социопата своими криками и стенаниями.
Габриэль же наоборот выказывал абсолютно новую для данных стен модель поведения. Ни паники, ни поднадоевших уже криков и слез, ни матов и попыток добраться до похитителя. Хотя вот это как раз забавляло Хоутри, ему нравилось доминировать и доказывать свою силу. Макинтош был собран, пытался здраво оценить ситуацию и прощупать почву. Это было даже интересно. Это было ново и обещало быть захватывающим, если, конечно, все останется как есть, а не скатится на привычную колею.
Пока Габи осматривался и задавал какие-то риторические вопросы, Дэвид продолжал спокойно сидеть в кресле, чуть улыбаясь и глядя юноше прямо в глаза. Когда вопросы закончились, волшебник посидел так еще какое-то время, вздохнул и встал. Продолжая хранить молчание, законопреступник еще раз крутанул палочку в руках, подошел к шкафу и, открыв его, на мгновение задумался, глядя на содержимое. Стенки и дверцы шкафа изнутри были обиты темно-бардовым бархатом, бесчисленные крючочки, вбитые в древесину, служили опорой для десятков различных палочек: длинные, изогнутые, декорированные и даже самые обычные – они были его гордостью, любимыми трофеями. Кивнув своим мыслям, социопат пристроил новую палочку на пару крючков практически по центру, ласково провел по ней пальцем и закрыл шкаф, привычно запечатывая его заклинанием.
Макинтош его, казалось, интересовал в последнюю очередь. Дэвид не спеша снял рабочий пиджак, сменил рубашку от новомодного дизайнера на простую футболку, блестящие ботинки отправились в отведенный им ящик и уступили место удобным мягким мокасинам. Эльф, тихонько пискнув, принес небольшой столик, на котором, благоухая запахами, аккуратно стояли тарелки с ужином, графин с водой и блюдо с фруктами.
- Встань, - впервые за все это время проронил Дэйв и, не глядя на пленника, натянул цепь, вынуждая парня вытянуться во весь рост. Стул, на котором сидел Макинтош, растворился в воздухе, вместе с рубашкой аналитика.
- Вот и я думаю, зачем ты мне сдался? – было что-то в парне такое, что-то неправильное, но в тот же момент будто бы родное. Какая-то ленивая нега накрыла волшебника, хотелось сладко потянуться, заурчать, как кот, и погреться на солнышке. Весьма любопытное ощущение, вызывало желание растянуть момент, насладиться им сполна.
Хоутри медленно обошел вокруг своей жертвы, разглядывая рельеф тела и чуть касаясь кожи кончиками пальцев. Гладкая кожа, худощавое, но не костлявое, тело, острые лопатки. Вполне себе даже неплохо, не то что прошлый гость, который оказался на деле каким-то обрюзгшим и вялым, что внешне, что по поведению. Сплошное разочарование. Но что-то беспокоило социопата, Макинтош был слишком гладким, слишком чистым. Нахмурившись, Дэвид взял со стола нож и полоснул юношу лезвием чуть пониже ключицы, прям напротив сердца.
- Мне кажется, небольшой шрам прибавит тебе очарования, - довольно мурлыкнул молодой человек, проведя пальцем по ране и следя за реакцией. Интересно, какова на вкус его кровь?

Вопросы, на взгляд Дейва, продолжали блистать своей риторичностью, поэтому в ответ на колкости Хоутри лишь пожал плечами и, облизнув окровавленный палец, достал палочку.
- Episkey, - легко коснуться холодной древесиной груди, останавливая кровь, - Интересная у Вас реакция, мистер Макинтош.
Подчеркнуто вежливо, выделив слово «мистер», произносит волшебник, разглядывая след от пореза. Красная полоса явственно выделялась на фоне бледной кожи, обещая со временем превратиться в слабозаметный, но ощутимый шрамик. Хозяин дома удовлетворенно улыбнулся и еще раз ласково проложил пальцем тропинку вдоль ранки. Ему показалось, или на щеках пленника правда вспыхнул небольшой румянец? Ты слишком много работаешь, Дэвид, нельзя так себя изнурять, вон уже выдаешь желаемое за действительное. Но все же Макинтош не разочаровал социопата и заслужил награду.
- Может сделать крестик, - задумчиво протянул преступник, легонько проводя самым кончиком ножа поперек затянувшейся раны, не оставляя следов на груди. Однако в месте соприкосновения с царапиной нежная кожа не выдержала и вновь лопнула, показав миру свое возмущение по поводу столь вопиющего обращения с ранеными в виде маленькой капельки крови, - А, ладно, потом решу. Этот февраль меня доканает, я так устал. Шеф еще все никак не вернется. В командировке он. Ха! Да его ежегодные рейды по борделям Флориды уже стали легендой, а он все прикрывается командировкой.
Дэвид усиленно делал вид, что все происходящее в норме вещей. Просто два приятеля ужинают вместе. В середине монолога Хоутри повернулся спиной к пленнику и принялся перебирать столовые приборы на столе, наливать воду в стаканы и всячески продолжать приглянувшуюся ему игру. Порой ему нравилось ставить своих жертв в такое положение, когда тем казалось, что у них есть шанс сбежать. Похититель отвернулся, потерял бдительность и дверь вроде бы так близко, еще чуть-чуть иии… Впрочем ни у кого до сих пор не получилось осуществить это самое «и...».
- Не люблю я этот момент, - вздохнул мужчина, нарезая мясо на кусочки тем же ножом и все так же не глядя на скованного юношу, - но без этого почему-то не получается. Правила просты и банальны, будешь хороший мальчиком – будешь живым мальчиком. В противном случае, догадайся сам, не зря же шляпа выдала нам такой вотум доверия и утверждала, что мы все поголовно умники.
Стиратель очаровательно улыбнулся, наконец, посмотрев на своего гостя, и придвинул к нему стол с едой. Он прекрасно осознавал, как неудобно Габриэлю стоять вот так, унизительно оголенным, прикованным и есть с рук похитителя. Но с каких пор кота волнует, комфортно ли чувствует себя мышь в его когтях? Пытать и калечить Макинтоша не хотелось. Тот был слишком спокоен, хотелось сорвать с него эту маску заносчивого безразличия, подчинить, заставить умолять. Такие желания для Дэвида были в новинку. Старые приемы и развлечения приелись и давно уже не доставляли ни радости, ни удовлетворения, поэтому Хоутри не спешил прогонять новые удивительные ощущения и позывы, боясь спугнуть давно позабытое чувство воодушевления и восторга. И почему он раньше так не поступил? Не зря же мальчишка с тринадцати лет постоянно попадался ему на глаза, напрашиваясь, а он, Дэвид, не понял. Не хотел понимать и замечать все намеки мироздания.
- Будь умничкой, жуй нормально, - приговаривал маг голосом доброй бабушки, кормя юношу кусочками пищи с ножа, и не забывая периодически отправлять все еще теплый ужин и в свой рот, - Мы же не хотим, чтобы ты подавился и умер, лишив нас обоих удовольствия оставить на твоем милом теле еще пару симпатичненьких шрамиков и синяков, правда?

Надменный тон мальчишки начал надоедать. В конце концов, кем себя возомнил этот молокосос? Губки поджимает, будто барышня узревшая лягушку на прогулке, ехидничает, хотя явно не в том положении для этого. Такое было хорошее настроение, Дэвид был мил, учтив и даже гостеприимен, а этот неблагодарный потомственный выродок какого-то там клана все портит.
- Ты слишком много разговариваешь, - тщательно проговаривая каждое слово, процедил Хоутри, ставя опустевшую тарелку на стол и наотмашь ударяя Габриэля тыльной стороной руки по щеке, и практически сразу же кулаком в живот. Не сильно, так чтобы выбить дух и охоту говорить пару минут, а не повредить внутренние органы.
Макинтош машинально дернулся в доступных ему пределах, и повис на цепях, глотая ртом воздух. Из уголка разбитого рта на подбородок стекала тонкая алая струйка.
- Ну вот, у тебя опять идет кровь, - Дэвид подошел вплотную, сжал пальцами юношеский подбородок и аккуратно слизал выступившую кровь, - Я же просил тебя быть хорошим мальчиком, а ты не послушался.
Не хочет по-хорошему, нам же лучше. Подержав в руках лицо парня еще пару мгновений, мужчина легким толчком освободил его от пальцев, вынудив голову Габриэля запрокинуться, обошел волшебника и, взяв со стола шарф, завязал тому глаза.
- Дабы ты оценил мое великодушное расположение к тебе, мой старинный друг, - слова мягко срывались с губ, ластясь к пленнику, как домашняя кошка, - я расскажу тебе, что произойдет. Как ты уже заметил, я забрал у тебя возможность видеть и сверкать на меня своими чудными глазками. Чуть позже я заберу у тебя и возможность слышать. Я говорю это тебе, ибо не хочу, чтобы ты, как многие до тебя, начал тут визжать и писаться на мой ковер. Кричать ты, конечно, можешь, не запрещаю, но все равно никто тебя не услышит, можешь быть уверен. Однако, повторяю, ты можешь попробовать. Вдруг именно тебе и повезет.
Прошептав пару слов, вдовствующий наследник исполнил обещанное и оставил Макинтоша в полной темноте и тишине. Теперь Габриэль не знал, где находится стиратель, чего ждать и с какой стороны. Многие не самые удачные жертвы разочаровывали уже на этом этапе и Дэйв, брезгливо морщась, стирал им память и отправлял домой, неудовлетворенный и расстроенный. Аналитик же вроде бы в панику впадать не собирался, так что, немного подождав, дабы в этом убедиться, Хоутри удовлетворенно хмыкнул и, насвистывая бодренький мотивчик, открыл ящичек в столе. Мягкий свет торшера неуверенно осветил содержимое: всевозможные плетки, кандалы, веревки - джентльменский набор садиста во всей красе. Выбрав из содержимого небольшой кожаный ошейник и средних размеров флоггер, волшебник вернулся к ожидающей его жертве. От Габи исходил еле слышный запах страха, ну хоть что-то человеческое ему не чуждо, а то маг уже начал в этом серьезно сомневаться. Быстрое соприкосновение холодного металла с кожей шеи не ранит, но срезает галстук, до сих пор все еще находившийся при Макинтоше. Гладкая ткань атласного предмета офисного туалета в свободном падении скользит по обнаженной груди, а его место занимает ошейник. Социопат улыбается, глядя, как напрягаются мышцы пленника, брови сходятся на переносице, все существо рейвенкловца подрагивает в ожидании, мучается неизвестностью. Стиратель прекрасно помнил это ощущение еще со школьных времен, но он, слава Мэрлину, мог хотя бы слышать, что делает папа. Ошейник – символ владения и контроля, был добавлен в ритуал уже Хоутри-младшим. Ему нравилось доминировать, подчинять и ломать психику, как это отец делал с ним, а не просто калечить и насиловать, как тот поступал с ведьмами.
Вернувшись к столу, маг снова взял в руки плеть, ласково погладил хвостики и пару раз взмахнул, примеряясь к весу и длине. Сам воздух с тихим свистом будто отступал, давая дорогу магловскому изобретению, любовно провожая вслед и отскакивая легким ветерком. Жесткая отполированная рукоять давала начало десятку гладких кожаных полосок – любимая многохвостка социопата. Дэйву очень нравился звук, с которым плеть рассекала воздух, так что он еще пару раз взмахнул ей просто так, а затем одним плавным движением опустил флоггер на спину Макинтоша. Вдох – замах, выдох – удар. Волшебник наносил удары по бокам, избегая попаданий по позвоночнику, и преднамеренно чередовал их силу и частоту в произвольном порядке. Довольно быстро спина Габи приобрела розовый цвет. В принципе можно было и остановиться, но социопат уже увлекся процессом и продолжал хлестать, пока разгоряченная кожа не начала лопаться под нажимом, а, казалось бы, мягкие полоски оставлять за собой кровоточащие борозды. Ударив еще несколько раз, Хоутри остановился, отбросил плеть и, радостно вскрикнув, попрыгал на месте, разминая мышцы. Да, давно он уже так не веселился. Все этот чертов февраль с его авралами и праздниками.

Адреналин бешено гнал кровь по венам, отдаваясь стуком в висках и диким сердцебиением. Таким живым Дэвид не чувствовал себя уже очень давно. Возможно в школе, ибо в последующих воспоминаниях столь приятных моментов не наблюдалось. Плечо немного побаливало, немым укором напоминая, что работа не повод забрасывать так надолго хобби и тренировки, но это тоже вносило свою острую нотку в коктейль чувств, захвативших волшебника.
Однако впечатляться и вдумчиво анализировать ощущения, было не время. И хотя вид окровавленной, сломленной спины был прекрасен сам по себе, обладателя ее стоило освободить от оков и обработать раны, если, конечно, Дейву хочется еще раз повторить сегодняшний вечер. Интересно, а во второй раз столь новые и волнующие ощущения вернутся вновь?
- Ну вот, мой хороший, - осторожно придержать рукой безвольное тело, стараясь лишний раз не касаться болевых участков, освободить страдальческие запястья, заодно снимая чары, - Вот все и кончилось. Ты был умничкой, еще немного и сможешь отдохнуть.
Габриэль что-то слабо промычал в ответ, когда магия левитации аккуратно подхватила юношу и тихонько понесла прочь из комнаты. Хоутри медленно шествовал по дому с драгоценной ношей, усиленно стараясь не припечатать коллегу о какой-нибудь угол (и откуда их вдруг столько взялось). Едва заметная дверь, пару ступенек и полумрак подвала мягко принял магов в свои объятия. Дэвид осмотрелся и недовольно нахмурился. Подвал как подвал: бетонные стены, маленькое окошко под потолком, небольшая печка, прикрученная к полу металлическая мебель в виде кровати и чего-то смутно напоминающего стол. Все как всегда, если не считать того, что комната омерзительно сверкала чистотой и порядком. А где вековая пыль, извечная паутина на углах, удручающий запах сырости, столь сильно угнетающий прежних обитателей сего помещения? Чертовы эльфы похоже воспользовались тем, что в кой-то веки хозяин забыл уточнить не трогать подвальные помещения, и извели все свои чистящие средства.
- Везучий ты мордредов сын, однако, мистер Макинтош, - маг недовольно фыркает и позволяет чарам осторожно уложить ношу на кровать.
Разглядывая израненное тело, заплаканное лицо, спутавшиеся и слипшиеся волосы жертвы, социопат не мог не думать, что у судьбы довольно странное чувство юмора. Казалось бы, знаешь человека почти пятнадцать лет, думаешь что знаешь, по крайней мере, а потом он берет и переворачивает все представление о себе с ног на голову. Хотя кто бы говорил? Дэвид Хоутри – вдовствующий богатей, ловелас и любимец женщин бальзаковского возраста. Ага, именно такого мнения о нем в данный момент, небось, человек, лежащий перед социопатом. Однако если Дэйв никогда особенно не скрывал, что ему больше нравится грубая сила, нежели томное сверкание глазами, многозначительные взгляды и намеки, но предположить, что тихоня Макинтош получает столь колоссальное, судя по реакции, удовольствие от боли… Да-а, многого мы не знаем о своих знакомых. Ох слишком много всего скрывается за масками, вежливыми улыбками и безразличными взглядами. Кому бы как не Дэвиду было это знать. Как же он за столько лет не догадался, не разглядел в постоянно маячившем в поле зрения приятеле столько скрытых потаенных глубин?
- Говорила же бабушка, пострадаешь ты, Давид, в первую очередь сам от своего нарциссизма, - ворчание еле слышно слетает с губ, испуганно взвившись к потолку, и стараясь не нарушать тишины, пока маг так же тихо произносил очищающие заклинания.
Когда последний след запекшейся с потом крови исчез, вид юношеской спины вызвал бы обморок, разве что у самой впечатлительной гриффиндорки, но на обработке ран все же настаивал. Плетки плетками, а лечить гноящиеся нарывы в планы Хоутри не входило. Так что из кармана брюк была извлечена небольшая баночка, а ловкие пальцы привычным движением принялись втирать пахнущую травами мазь в растерзанную спину. Нельзя сказать, что хитросплетения царапин, порезов и борозд не вызывали в мужчине самодовольного удовлетворения, но ради такой хорошей жертвы можно было вложить в прикосновения что-то еще. Нежности что ли, немножко сгладить резкость и шероховатость движений, касаться мягче, будто первого опушившегося одуванчика, чтобы не потревожить его пушистую шарообразность. Заботиться о ком-то Дэвиду не приходилось ни разу, и непослушный ноготь бывает нет-нет да заденет ранку, то тут, то там, и тут же, как бы извиняясь, ласково замазывает ее охлаждающей мазью.
- Спи, - легонько коснувшись упавших на лицо Габриэля волос, стиратель бесшумно встал и вышел из помещения, предусмотрительно закрыв за собой дверь.

Остаток вечера ознаменовался тягучей ленью, растекавшейся по конечностям густым джемом неги, и неторопливой ностальгией. Огонь в камине рисовал причудливые фигуры, уютно потрескивая, навевая воспоминания об этом доме, школьной гостиной, обо всех таких же каминах. Нет, не таких же, этот был самый родной, вон даже выцарапано на нем что-то несмелой детской рукой. Как странно устроена память, вспоминая сейчас отца, Дэвид видел не свихнувшегося психопата, а улыбающегося мужчину, который учил его делать капканы и охотиться на кроликов. Незаметно для себя самого, Хоутри просидел так почти до утра и уснул прямо в кресле в окружении опустевших бутылок от виски и ведерка с подтаявшим льдом. Слишком утомленный сначала работой, а зачем и последовавшим всплеском эмоций, усыпленный алкоголем, но довольный.
Долго спать ему, в прочем, не дали. Какой-то настойчивый звук упорно врывался в плавающее в объятиях Морфея сознание, внося с собой диссонанс и разрушая то эфемерное состояние счастья, какое бывает лишь во сне.
- Тебе лучше добровольно изжариться на месте, пока я до тебя не добрался, недоношенный выродок ущербного соплохвоста, - с нажимом прошипел Хоутри, однако стук не прекратился, - Да чтоб тебя кентавры драли в особо извращенной форме с оборотнями в придачу. В самый пик луны.
Отодрать затекшую тушу от кресла, оказалось не такой уж просто задачей, как показалось сначала. Жутчайшее похмелье властвовало над телом мага, играя, как марионеткой. Ноги почему-то отказывались держать мужчину в вертикальном положении. Чугунная голова взрывалась миллиардами нервных окончаний в ответ на каждый стук в дверь, который казался по меньшей мере пушечным залпом. В глаза будто высыпали по ведру песка, от чего мир вокруг казался каким-то шероховатым и отвратительно четким. Еще этот привкус во рту. Где-то на дне болезненного пробуждения плескался голос разума, вопивший, что гости нам сейчас нужны меньше всего и самым лучшим решением будет заавадить наглеца прямо на пороге, однако сил на поиск палочки уже не осталось, и Дэйв обреченно побрел к парадной двери, попутно не забыв проверить, заперта ли спальня отца.
- Хватит, - скорее простонал, чем прокричал маг, отчаянно цепляясь за все углы, которые не далее как вчера так мешали, а сейчас выручали отказывающееся стоять прямо тело, - Просто прекратите этот шум.
К горлу некстати подступила тошнота, мир вокруг немного пошатнулся, но цель была достигнута, и маг яростно распахнул парадную дверь. Ну как распахнул, вяло приоткрыл. Омерзительно прекрасный день на мгновение ослепил волшебника: солнце радостно светило, травмируя и без того больные глаза, чириканье птиц резало слух, до отвратительного чистый воздух разрывал легкие. А в центре всего этого кошмара стояло нечто приторно-розовое, что после фокусировки несчастных глаз оказалось ничем иным как Эвелин Грант собственной персоной.
Что-то визгливо щебеча, розовый ураган ворвался в дом и пронесся к гостиную. А ведь он с таким трудом сюда шел. И ради чего спрашивается? Еще один решающий марш бросок и вот она вожделенная мягкая плоскость дивана.
- Ради всех несчастных моих предков, гореть им всем в адовом огне не одну сотню лет, - улучив момент в девичьем монологе, простонал стиратель, обессиленно падая на диван и прикрывая рукой глаза, но продолжая одним глазом все же следить за кружащим по комнате розовым пальто, - Эв, объясни, какого боггарта ты до меня доебалась на этот раз?
Тяжкий стон с дивана возвестил о том, насколько жаль было Хоутри, что он вообще открыл свой рот. Радостно осматриваясь, Грант громко, излишне громко, тараторила что-то о том, что со стороны столь утонченного джентльмена было крайне некрасиво бросить ее вчера одну, как последнюю маглу ждать его у ресторана, что она за него беспокоилась (ага за него ли), что она была у него дома и нашла там часы, которые и подсказали ей, что ее «милый медвежонок» решил навестить отца (стоп, ты вломилась в мой дом? Сколько часов ты там рылась, что нашла Лиззины часы?). А потом еще что-то про то, как очаровательны старые дома, и что она впервые находится в доме полном этих странных магловских штучек.
- Если ты не заткнешься сейчас же, я возьму топор и раскрою им твою тупую никчемную башку, - голова просто раскалывалась на части, и собрать ее обратно путем массирования висков никак не получалось, - А мозги скормлю на завтрак окрестным бомжам.
- Медведик, - Эвелин присела рядом с диваном на корточки, обдав Дэвида запахом духов и вызывая очередной приступ дурноты, - А что тут делал всю ночь один?
- Не один, - как нос не отворачивай, а от тошнотворного запаха избавиться никак не получалось, - Я похитил коллегу, приковал его, а потом радостно резал и с удовольствием порол.
- Дэвид, - глаза девушки расширяются, - Это.. Это что…
- Ну? – впервые за все время их знакомства Эвелин была готова сказать хоть что-то интересное, что Хоутри даже на миг забыл о своем похмелье, поощряя ее продолжать, - Это?
- Это что, правда? – ну давай же скажи это, - Это что, правда, картина Моне?
Грант как всегда абсолютно не слышит ничего и никого кроме себя, срывается с места и подскакивает к картине на стене. А Дэйв с тихим стоном откидывается на подушке, пытаясь выстроить сумбурные мысли в подобие ряда и не вербально призвать палочку. Невербальные заклинания никогда не были его сильной стороной, а уж в таких условиях подавно, так что когда палочка нехотя подчинилась раза с третьего, волшебник вспотел и окончательно выдохся.

Хмуро глядя на гипотетическую невесту, Дэвид не мог понять, почему ему так не везет с женщинами. Одна другой тупее и назойливее. Затем мысли социопата перескочили на Габриэля, которого по-хорошему стоило накормить и обработать еще раз раны. Ох, Мерлин Всемогущий, думать о еде, явно было не самым гениальным. Стоило только вспомнить про пленника, как тот не преминул сам о себе напомнить, огласив дом каким-то нечленораздельным набором букв. Ударился обо что-то он там что ли? Ситуация начинала выходить из-под контроля, а звон в ушах сильно раздражал.
- Sobrius, - Дэвид не удержался и блаженно застонал, почти физически ощущая, как уходит боль и похмелье. Моргановы подштанники, как хорошо-то. Можно было спокойно встать, не боясь познакомить нос с видавшими лучшее время половицами, и разобраться в происходящем, - Эвелин, родная, будь душкой, замолчи на 5 минут.
Один слитным движением стиратель памяти подбирается к девушке, по-прежнему стоящей у стены. Сильная рука уверенно ложится на затылок, чуть сжимая у основания шеи.
- Ты слышал? Мне показалось, кто-то кричал. У тебя такие шумные соседи. Ты что-то хотел, любимый?
- Да, милая, - слегка наклонившись, чтобы она, наконец, поняла всю серьезность произносимого, разглядела безумие в темных глазах, прошипел социопат, - еще раз вломишься ко мне в дом, подыхать будешь долго и мучительно.
С гулким звуком, как будто пустое ведро ударили палкой, лоб Грант встретился со стеной, девица тихонько ойкнула, закатила глаза и, провалившись в беспамятство, грузной массой упала к ногам возлюбленного. Вот теперь можно сказать все почти идеально.
Сделав глубокий вдох, Дэвид насладился мгновение тишиной, размял все еще ноющие мышцы шеи и радостно отправился вызволять Макинтоша из духоты подвала.
- А куда девался «мистер Хоутри»? – дверь, жалобно скрипнув петлями, отлетела к стене, а волшебник замер в проеме, прислонив плечо к косяку и глядя сверху вниз на аналитика, - Вот уж не подумал бы, что ты такой шумный, Габи. Распугал мне всех домовиков своими криками вчера, сегодня тоже вон не успел я проснуться, как ты сотрясаешь эти и без того ветхие стены своими безмерно суровыми кличами.
Какие мы однако нежные. На щеках Макинтоша ожидаемо расцвел небольшой румянец, подняв настроение похитителя до невиданных сегодня высот. Тихонько хохотнув, Дэйв сошел по ступенькам и, довольно бесцеремонно развернув парня спиной к себе, осмотрел спину. Раны затянулись, хотя и были все еще заметны и, наверняка, весьма ощутимы.
- Не дергайся. Я всего лишь помажу, чтобы зажило быстрее, - верная баночка с мазью в который раз пришла на помощь, хотя в движениях уже не было и намека на вчерашние нежность или деликатность, - Вот и славненько, двигай наверх. Завтракать будем.

Победив с помощью заклинания похмелье, организм вдруг вспомнил, что спал всего несколько часов и требовательно заявлял, что этого мало.
- Ванная – это хорошо, - зевнул Дэвид, прикрыв рот кулаком и чуть не попав самому себе палочкой в глаз, - А кофе все равно лучше.
Весь путь до ванной комнаты, Хоутри отчаянно зевал и игнорировал взгляды и колкости со стороны Макинтоша. Нет, ну что за пленник-то ему достался несуразный. Можно подумать, это он тут хозяин, а Дэйв так в гости зашел и докучает.
- Только не говори мне, что ты всерьез полагал, будто я оставлю здесь тебя одного, - скептически поднятая бровь тонко намекает на умственные способности жертвы, - Мойся, давай уже и поживее, я есть хочу.
Пока Габриэль раздевался и настраивал воду, стиратель подошел к раковине и вгляделся в свое отражение. Круги под глазами, лохматые волосы, вчерашняя щетина – выглядел, по его мнению, хуже, чем просто паршиво. Открыв шкафчик, мужчина внимательно изучил многочисленные баночки, тюбики и флакончики. Когда же он их покупал? Месяца три-четыре назад? Волшебник разочарованно вздохнул, пользоваться таким старьем не хотелось. Может аппарировать домой быстренько? Нет, не вариант. Придется использовать то, что есть. Почему-то многие его знакомые считали, что пользоваться лишь одной пеной для бритья – вот это по-мужски, а остальное прерогатива женщин. Дэвид же в виду определенных обстоятельств не мог позволить себе выглядеть плохо и разрешить своей лени и природе преждевременно старить его прекрасное лицо и не менее прекрасное тело. Холодная вода, увлажняющая маска и зубная паста уничтожили последние напоминания об отвратительном начале дня и даже помогли немного проснуться. Бриться было не охота, но, слава всем богам, существует магия. Пара слов, теплое дуновение ветерка на лице и щеки блестят как у младенца. Маг снова взглянул на свое отражение. Вот другое дело – хоть картины рисуй, хоть так в музее показывай за отдельную плату.
Стянув майку, Дэвид еще немного полюбовался на свое отражение и решил, что ему душ тоже не повредит. Можно, конечно, было подняться на второй этаж и принять ванную по-человечески, но кому нужны такие сложности.
- Ну-ка подвинься.
Мда, на двоих эта кабинка явно было не рассчитана. Сексом заниматься еще куда ни шло, но мыться в таких условиях было категорически невозможно. В попытке повернуться, несостоявшийся мракоборец ударился локтем об угол полочки для душевых принадлежностей, еще и Макинтош что-то вякнул. Терпение внезапно лопнуло, вместе с нервными окончаниями в пострадавшей конечности. Грубо развернув Габриэля, волшебник схватил того за горло и с силой припечатал к стене, вынуждая стоять на цыпочках и прижиматься спиной к холодному мрамору.
- Послушай меня, малыш, - лица близко-близко, в голосе сквозит ярость, а черные глаза мечут молнии, - ты не в том положении, чтобы вести себя как маленькая избалованная принцесска. Вякнешь еще что-нибудь без разрешения, я тебе язык к чертям отрежу.
В подтверждение своей силы и превосходства мужчина впился грубым поцелуем в юношеские губы, и, приложив того напоследок еще раз несильно головой о кафель, отпустил. Пока аналитик возмущенно сопел, социопат дотянулся до палочки, взмахнул ей, увеличивая размер кабинки, и протянул свою любимицу пленнику.
- Ну давай, беги, - всунув палочку в руку Макинтоша, Дэвид зажмурился, изображая страх и ужас. Однако постояв так несколько секунд, мужчина разразился хохотом и отобрал свою палочку, - Не надо делать такое лицо, будто я на твоих глазах лично убил любимую бабушку. Ошейник на твоей шее блокирует любое использование магии, так что максимум что ты можешь сделать с помощью этого куска древесины, это выколоть мне глаз. Попробовать хочешь? Нет? Ну, смотри, больше предлагать не буду.
Завершив водные процедуры, Хоутри вытерся единственным полотенцем, натянул домашние мягкие брюки и вышел было из ванной, но в дверях обернулся и, окинув взглядом юношу под струями, небрежно бросил:
- Не пытайся, кстати, ошейник снять, себе же хуже сделаешь. И побрейся, смотреть тошно.
Теперь можно было подумать о завтраке. Пройдя на кухню, Дэйв поставил на плиту чайник с водой и заглянул в холодильник. Ну слава Мерлину, умнички-домовики позаботились о любимом хозяине и забили его до отказа. Стащив с полки кусок ветчины , мужчина задумался и уверенно захлопнул дверцу. У него в доме столько народу, а готовить будет он? Вот еще.
Эвелин все так же бессознательно возлежала розовой драповой кучкой у стены. Будь цвет ее пальто немного темнее, Хоутри бы даже умилился, как чудно она гармонирует с интерьером, но, увы, день не задался с самого утра. Придав девушке более-менее сидячее положение, стиратель принялся приходить ее в чувства.
- Грант, очнись, - несколько ощутимых шлепков по щекам и женские ресницы затрепетали.
- Медведик, - Дэвид не удержался и влепил еще парочку пощечин, - что случилось? Я упала в обморок?
- До чего же ты тупая, - в чувствах воскликнул маг и достал волшебную палочку из кармана, - Империо! Ну вот так-то лучше. Встань и иди приготовь нам завтрак. Молча.
Великодушие мага достигло таких границ, что он даже помог девице подняться, снял с нее верхнюю одежду и подтолкнул в сторону кухни. После чего с превеликим удовольствием поджег столь сильно раздражающее его пальто.

-Ты уверен, что то, что она приготовит можно будет есть? – Мальчик язвит, пытаясь подыграть отцу и унизить женщину, однако вместо обычного одобрения в ответ на такое поведение Дэвид чувствует сильные пальцы у себя на горле. Фрэнк, как обычно, заводился за доли секунд.
- Ты не уверен в правильности моих решений, щенок? – свирепый голос эхом отлетает от стен, - Как ты смеешь, жалкий уродец, перечить мне? Я научу тебя послушанию.
- Нет, папа, не надо, - ребенок пытается сопротивляться, пока отец тащит его в комнату, - Я не это имел в виду, я больше так не буду. Пожалуйста, папа, прости, не надо.
Мужчина в ярости бросает мальчика на кровать и, схватив со стола ребристую доску, прижимает того к пастели, крепко удерживая у основания шеи и не давая шевельнуться. Фрэнк что-то рычит о послушании, подчинении и о том, что должен делать настоящий мужчина, но собственные крики о помощи заглушают все слова отца. Хоутри-старший продолжал лупить сына до тех пор, пока у того не осталось сил даже на стоны.

Когда дымка наваждения рассеялась, Дэвид обнаружил себя в спальне отца. На кровати перед ним лежало тело Макинтоша, в руке был зажат спанк. Как он здесь оказался? Неужели он… Девайс с негромким стуком падает на пол и, отскочив, скрывается под кроватью, а мужчина в ужасе смотрит на свои руки. Столько лет он ненавидел отца за все что тот делал с ним. Сколько раз ночами в детстве он плакал и молил о том, что бы кто-то пришел и защитил его, маленького, беззащитного. Забрал, приласкал. Сказал, что все будет хорошо. Но никто не пришел. Ни разу. А теперь он делает тоже самое с тем, кто почти всю его жизнь был рядом, всегда улыбался и здоровался по утрам. Габриэль такой же как он! Вот зачем он его похитил, судьба пыталась намекнуть ему, а он, дурак, не замечал очевидного.
Силы оставили Хоутри. Мужчина упал перед кроватью на колени, будто кто-то резко убрал опору из-по ног, и закрыл лицо руками. Все эти годы он ненавидел отца, а стал точной его копией. Не надо было приходить в этот дом опять. Рейвенкловцу казалось, что стены спальни покрылись рябью и пошли волнами, с потолка капала кровь всех тех, что встретил свою смерть в этой комнате, мебель стонала голосами бесчисленных волшебниц и волшебников. Множество рук, ломая паркет, тянулись к нему, грозили забрать с собой. Глаза, повсюду были глаза. Одни смотрели с укором, другие пылали яростью.
Дэйв с трудом перевел взгляд и увидел на кровати маленького испуганного ребенка. Лохматого, в синей факультетской мантии.
- Прости, малыш, прости меня, - губы быстро бормочут не особо разбирая слов, а руки сжимают тело пленника, мягко укачивая, - Все будет хорошо. Все обязательно будет хорошо.
Стиратель не знал, сколько времени он так просидел, погруженный в свои мысли. Однако урчание голодного живота вывело его из раздумий. Хоутри огляделся. Часы на стене показывали уже первый час, на его коленях почему-то лежала голова Макинтоша, а все остальное тело по непонятной социопату причине комфортно возлежало на кровати его отца. Дэвид поморщился. Задница затекла, плечо все еще ныло со вчерашнего дня, так что бесцеремонно скинув Габриэля со своих ног, Хоутри встал и отправился на кухню завтракать. Откуда кстати доносилось множество запахов, начиная от тостов и яичницы и заканчивая кашей и кофе. Судя по всему Эвелин даже под империусом не знала меры, и за это время наготовила все известные ей варианты завтраков.

- От того, что ты сверлишь меня взглядом, я не загорюсь и не исчезну, - лениво бросает Дэйв, не поднимая глаз от газеты, - Проходи, не стесняйся.
Откинувшись на спинку стула, Дэйв пил уже вторую чашку кофе и читал, зависшую по воле магии перед ним, газету. Солнечный свет игриво заглядывал в окна, а пылинки причудливо танцевали в его лучах под еле слышную музыку, льющуюся из старого радио на буфете. Идиллию нарушала разве что суетящаяся не по делу Эвелин. Она то бросалась доливать кофе, то печь печенье, то мыть фрукты. Спасибо хоть молча.
С тихим шелестом газета сложилась и улеглась на край стола, греться на солнышке, а стиратель снял затекшие ноги со стола, облокотился на столешницу и принялся разглядывать старательно жующего гостя.
- Я вот одного не пойму, - немного помолчав, начал социопат, - Почему Вы, мистер Макинтош, до сих пор не женаты? Я, конечно, понимаю не в 19м веке чай живем, и все такое, но откройте свой секрет. Как глава древнейшего рода, крови и прочей чуши в свои двадцать пять умудрился не попасться в сети какой-нибудь обольстительной особы и ее не менее жадной мамаши?
Вслух Дэвид рассуждал о какой-то ерунде, в то время как про себя не мог не думать, почему при столь схожих судьбах, жизненные позиции и характеры мужчин пошли в диаметрально противоположных направлениях?
- Когда я спрашиваю, можешь смело отвечать, - недовольно дернув бровью, изрек хозяин дома на затянувшееся молчание в ответ.
- Ох, медведик, я так рада, так рада, так рада, - вдруг затараторила Грант, - я так устала молчать. Как тебе кофе? А булочки не слишком сладкие? А каша не подгорела?
От неожиданности волшебник подпрыгнул и схватился за палочку. Взращенные в аврорской школе инстинкты сработали без участия мужчины и отправили девушку в объятия Морфея.
- Мерлиновы панталоны, да не ты же! - немного подумав, маг снял чары и велев впредь молчать, пока не обратятся к ней по имени, повернулся обратно к Макинтошу, - Знал бы ты как она меня утомляет.
Несостоявшийся мракоборец извиняющимся жестом пожал плечами и отхлебнул из чашки. Кофе безбожно остыл и приобрел то отвратительное послевкусие, какое бывает только у плохо заваренного и разбавленного кофе. Лицо мужчины исказила гримаса презрительного недовольства, и если бы не подсуетившаяся Эвелин, что быстро заменила чашку, то в фамильном сервизе точно стало бы на один предмет меньше.
- Расскажи мне о своей семье. И не забудь упомянуть с каким таким расчетом, ты меня преследуешь всю жизнь.

-Ах да, Катриона Макинтош. Знатная стерва, - Дэвид ухмыляется и делает еще глоток, - Грант, как ты умудряешься делать кофе с каждой кружкой все хуже и хуже? Нет, стоп, не отвечай.
Слова, готовые уже сорваться с женских уст, замялись и провалились обратно в пустоту, зовущуюся Эвелин. Плечи девушки раздосадовано поникли, а рука дернулась, задевая Габриэля. Взгляд Хоутри мгновенно превратился из темного-карего в иссиня-черный. Если бы он был быком, то уже бы рыл копытом землю и выпускал пар из ноздрей. Никто не смеет прикасаться к его пленникам, кроме него! А уж тем более причинять боль или дискомфорт. Сам Салазар Слизерин позавидовал бы шипению, с которым заклинание Круциатуса, подобно змее выползло из перекошенного гневом рта и ударило в женщину. Кофейник жалобно звякнул и укатился под стол, орошая ветхий паркет каплями гадкого кофе.
- Скройся с глаз моих, пока я тебя не позову, - тихо скулящая девица, не поднимаясь с колен, поползла к выходу, а социопат вызвал любимого эльфа, - Винкерс, друг, окажи любезность свари нам хорошего кофе и приберись тут, ладно, мой хороший?
Одетый в щегольский костюмчик эльф счастливо пискнул и довольно сощурился, когда Дэвид погладил старого друга по голове. Когда-то в детстве тетя Молли отдала ему никчемного, как ей казалось, домовика, но для Дэвида он стал единственным другом и соратником. И хотя еще будучи школьником, Винк получил свободу, но предпочел остаться рядом с хозяином и радостно строил остальных эльфов.
- Конечно, мастер Дэвид, - маленький щеголь высокомерно кивнул Макинтошу, вызвав у Хоутри улыбку, и бросился исполнять просьбу.
Через пару минут по кухне уже растекался аромат первоклассного кофе и шоколадного пудинга. Все приготовленные Эвелин продукты, Винкерс брезгливо выкинул и, покосившись на хозяина, укоризненно покачал головой.
- Мастер Дэвид, ну сколько вам говорить, что нельзя питаться сомнительной едой. Животик заболит. Позвали бы сразу меня, так нет же пустили в дом эту… эту…
- Ну разворчался, как старушка. Ты ставишь меня в неловкое положение перед нашим гостем, - Гнев отпустил и вся ситуация крайне забавляла социопата, - В прочем ты прав, мне кажется, Габриэль сочтет ее стряпню наказанием похлеще плетки, а на такие зверства не способен даже я.
Волшебник разразился заразительным хохотом, а эльф тем временем пересервировал стол и, в ожидании реакции, уставился на Макинтоша.
- Ну же, Габи, где твои манеры? Хорошего повара принято хвалить.
В голосе мужчины нет ни намека на упрек, но в глазах явственно читалось, что за неправильный ответ аналитика как минимум утопят в ванной полной Грантовского кофе.

Выслушав ответ аналитика, эльф самодовольно расплылся в улыбке. Говорят, что хозяева и их питомцы чем-то похожи, и сейчас, глядя на Винкерса, Дэвид думал. Это он так влияет на домовика или наоборот? Вечный бой за право первородства куриц. Другие эльфы побаивались и уважали хозяйского любимчика, а волшебник ни разу не задумался почему. Его устраивало беспрекословное раболепное подчинение. Интересно, что делают домовики, когда их не видят люди. Дэйв открыл было рот, чтобы спросить, но оказалось Винк уже исчез, а музыка стихла, сменившись мерным речитативом диктора. Мужчина что-то говорил об активности размножения пикси на чердаках старых домов и что особенно благоприятствовали этому странному факту темные делишки хозяев. Дэвид невольно перевел взгляд на потолок. Интересно, почему у него на чердаке не завелось ни одной даже хиленькой летучей мыши. А есть ли в доме вообще чердак? Простой вопрос внезапно взволновал мага, вызвав легкий приступ паники. Он не помнил! Он прожил в этом доме почти всю свою чертову жизнь и теперь не мог вспомнить такую банальную вещь, как есть ли тут чердак.
С самого утра социопата преследовало неясное чувство тревоги. Ему казалось, что дом ополчился против него. И вот тот чайник не зря так враждебно повернул к нему свой надутый бок, и ворона на дереве за окном так и косит глазом, явно задумав что-то плохое. Волшебник вздохнул и потер ладонью лоб, взъерошивая практически высохшие волосы. Надо взять себя в руки. Что за бред?! Руки из пола, чайник, стоны, чердак. Лед тронулся, господа присяжные заседатели, лед тронулся. А вместе с ним походу тронулась и крыша. Нет, это просто дом, все дело в доме. Надо отсюда валить. Он как-то был на месте происшествия в особняке, где кучка психопатов творила какие-то темные ритуалы, а излишки магии и жестокости годами впитывались в домашнюю утварь, пока она не решила отомстить. Рука неосознанно дергается к шее, куда в тот раз ему практически вонзился взбесившийся нож. Следа не осталось, но случай очень сильно потряс молодого стирателя памяти. Было крайне неприятно осознавать, что он не отличается от собственных жертв и что его жизнь отнять не намного сложнее. Глаза снова мечутся по кухне, осматриваясь. Нет, своя мебель вроде бы пока не собирается бросаться на хозяина, что не может не радовать.
Взгляд останавливается на Габриэле, увлеченно поедающем пуддинг. Прямая спина, манеры, неизменное вежливо-отстраненное выражение лица. Так должен выглядеть глава клана: собранный, готовый к любым неожиданностям, сросшийся намертво со своей маской. В том что это маска, Дэвид уже успел убедиться, хотя прошло меньше суток. В какой-то момент Дэйв даже чувствует легкий укол совести за свою сгорбленную спину, локти на столе, но мимолетное чувство тут же пропадает под гнетом скачущих мыслей. Обычно мужчина ощущал их как вспышки в темноте, возникающие и так же внезапно пропадающие. В другие же дни стиратель воспринимал свою голову, как небосвод, на котором долгосрочные цели грузно висели в виде планет, а текущие сияли наподобие звезд, складываясь в созвездия, либо быстрыми кометами проносились не оставив и следа. Сегодня же по непонятной Дэвиду причине, мысли в голове роились, наскакивали друг на друга, путались, появлялись и пропадали с такой скоростью, что он не успевал додумать одну, как возникала другая. Какой-то пчелиный, мать его, улей. И в центре всего этого жирной королевой восседал все тот же Макинтош, со своей прямой спиной и манерами.
Смотреть на него было отчего-то приятно и умиротворяюще. Вот уже и мысли сбавляют темп и обретают осмысленную форму, и сердце уже не грозится пробить легкие, порвать вены и гордо ускакать в закат, и можно сделать вдох. Паника отступает, неохотно сдавая свои позиции. Почему, почему он действует на него таким непредсказуемым образом? Хоутри снова прогоняет подобные мысли. Слишком непривычным было то, что кто-то вообще вызвал у него хоть половину такой реакции. Хищник не понимал, и инстинктивно воспринимал волнения за опасность, но уверенный в своих силах мог позволить себе еще чуть-чуть поиграть с добычей. Он убьет его. Но не сегодня.
- Я не буду стирать тебе память, - неожиданно спокойно изрекает Дэйв, глядя пленнику прямо в глаза. А глаза у него оказывается зеленые. В голове тихим фоном проплывает мысль, что в средние века зеленоглазых людей сжигали на кострах, и Дэвиду казалось, он понимает почему.
Волшебник встал и не спеша обогнул стол, встав у Габриэля прямо за спиной. Сильные руки уверенно скользят по обнаженным плечам, слегка сжимая и массируя. Пальцы невесомыми бабочками пролетают по спине и льющаяся с кончиков ногтей магия заживляет оставшиеся раны, возвращая спине первозданный вид. Горячие ладони невыносимо медленно путешествуют по груди к напряженному животу и возвращаются, задержавшись возле шрама.
- Быть может, мне стоит сорвать сейчас с тебя одежду и овладеть прям на столе? – тихий шепот, больше похожий на довольное рычание, обжигает тонкую шею. Пока одна рука обнимает юношу за шею, вторая неспешно двигается от предплечья к запястью и ощутимо сжимает, - Или может лучше, отнести тебя в комнату и приковать эти чудные ручки к кровати? У меня есть еще много штук, которые тебе понравятся, - пальцы перемещаются с плеча и цепким кольцом смыкаются на горле. Большой палец оказавшись не у дел, ласкает скулу и уверенно нажимает, вынуждая голову склониться влево. Нежно, но властно, - Ты же любишь плетки. У меня там еще много плеток. Или тебе больше по нраву придется кнут? – Дэвид подтверждает каждое слово опаляющим поцелуем, прокладывая влажную дорожку вдоль шеи, собирая бисеринки пота и чуть прикусывая кожу, - А может мне стоит сделать здесь еще один надрез и насладиться багряными дорожками крови, что так чудно оттеняют твою бледность?
Завершив свой путь, зубы осторожно смыкаются на мочке уха аналитика и, слегла оттянув, отпускают. Радио стихло, и на кухне воцарилась звенящая тишина. Было слышно лишь тиканье часов да сбивчивое дыхание двух мужчин, замерших в причудливой позе.

С утра бывает такой миг, когда вот вроде бы уже проснулся, но фея снов еще не отпустила, даря последние объятия и ласки. И в этот самый миг, когда тело переполняет энергия и легкость, мир представляется таким прекрасным и чудесным, и кажется, что вот же оно счастье, а ты, дурак, его искал, а оно все время было с тобой рядом. И как только ты это осознал, расправил крылья и приготовился отправиться в полет, окончательно наступает утро. Не сразу, постепенно в твоей наиприятнейшей картине мира начинают проступать темные пятна. То чувствуешь, что затекла рука, то колет что-то больно в бок. Но ты летишь, упрямо цепляясь за стремительно исчезающее чувство и старательно уклоняясь от возникающих из ниоткуда препятствий. «Ну как же так?» - разочарованно думаешь ты, пытаясь удержать воздушное ощущение, утекающее как песок сквозь пальцы. «Это же было так просто, так близко. Постой!» - кричишь и, открыв глаза, резко падаешь в новый день.
Темнота и разочарование – древние жительницы этого дома обвили волшебника своими путами, как только тот открыл глаза. Дэвид сладко зевнул и попытался потянуться. К темноте он привык давно, к разочарованию пришлось привыкнуть тоже, но то, что на его плече лежала голова, а чьи-то руки цепко обвивали грудь – это было крайне непривычно и как-то странно. Хоутри, не привыкший к такому собственническому отношению к его тушке, разрывался от желаний либо отбросить нарушителя пространства подальше, либо наоборот прижать и насладиться лаской и теплом.
- Люмос, - нашарив под подушкой палочку, тихо прошептал стиратель. В неверном волшебном свете показалась голова Макинтоша. Габриэль сладко сопел и слегка улыбался чему-то во сне. Дэйв нахмурился и попытался вспомнить, что произошло.
- Пойдем, - волшебник выпрямляется, рука, державшая запястье, перемещается и накрывает ладонь, - Пойдем со мной.
Второй юноша поднимается и покорно позволяет увлечь себя, не в силах вырвать руку или противостоять чарующему голосу, зовущему туда откуда нет пути назад. Идет, будто загипнотизированный, вслед за похитителем из кухни, мимо свернувшейся в кресле и задремавшей девушки. Идет, держась за сильную руку, как за спасительную соломинку отделяющую его от пропасти. Дом утопает в тишине, лишь петли закрываемой за мужчинами двери тихо поскрипывают.

Память услужливо показывает картинки произошедшего. Вчера он, помнится, решил, что дому нужно отдать дань. Что слишком много плохого случалось в этом доме, и надо как-то это все уравновесить. «Будь откровенен, Хоутри, сам с собой. Ты испугался. Струсил, как последний хаффлпаффец, что дом отыгрывается на тебе».
Габриэль что-то бормочет во сне и недовольно отворачивается от света. Теперь его дыхание щекочет бок, а нога нежно скользит вдоль Дэйвовской ноги, обвиваясь еще сильнее.
- Ну это уже совсем ни в какие ворота, - социопат с трудом выбирается из объятий, малодушно подложив вместо себя подушку, героически выдыхает и оборачивается. В комнате нет окон и темнота настолько густая, что люмос не способен осветить все помещение, а только с боем и шипением выдирает лишь небольшие участки, так что Дэвиду приходится идти едва ли не на ощупь, и постоянно спотыкаясь. Даже по небольшим пятнам света можно сделать вывод, что в комнате ужасная разруха. То тут, то там палочка выхватывала деревянные обломки, блеск металла, порванную ткань.
- Одень их сам, - властные нотки в голосе перемешиваются с капелькой чего-то еще. Просьбы?
Габриэль послушно защелкивает оковы на одном запястье, но Дэвид не выдерживает и второй одевает сам, покрывая кисти и запястья поцелуями.

Хоутри присел и взял в руки обрывок цепи. Недоуменно повертев его в руках, мужчина поднимает голову и освещает потолок над головой. В месте где должна быть цепь зияет крошащаяся штукатуркой дыра. Дэвид снова смотрит на цепи в руках. Стальная, с палец толщиной. Они ее просто выдрали? Стиратель блудливо ухмыляется, осторожно кладет обрывок обратно на пол и распрямляется. Тело отвечает истомой и чуть ноющими мышцами, а маг продолжает свой путь. Тихий шепот ветра в щелях воскрешает в памяти свист, с которым ночью пели плетки, мучая Макинтоша, даря тому боль и наслаждение. Кажется, они перебрали чуть ли не все.
- Ну, хватит, не плачь, - обессиленный аналитик сидит на полу, обливаясь слезами, и беззвучно всхлипывает, сорвав голос. Мучитель сидит рядом и терпеливо вытирает его слезы, где пальцами, где поцелуями, - Ну что же мне тебя до утра успокаивать, как маленького?
Хоутри не успевает договорить, Габи всхлипывает последний раз и, отбросив смущение, нетерпеливо затыкает похитителю рот поцелуем.

Следы ногтей на шкафу, то что когда-то было столом и стульями в виде трухи разбросано ровным слоем по всей комнате, чудом уцелевшие картины еле держатся, покачиваясь на последнем гвозде.
- Мда-а, что за чудовище я в дом привел, - протягивает Дэвид, берясь за дверную ручку и открывая дверь. Свет из гостиной, подобно радостной собаке, врывается, освещая в полной мере хаос в спальне и свернувшееся калачиком вокруг подушки тело Макинтоша. Дэйв сыто улыбается и закрывает дверь.

Часы показывали пять утра. Огонь в камине уютно потрескивал, но Хоутри все равно поежился и аппарировал домой. По его прикидкам Габи должен был проспать еще несколько часов, так что социопат спокойно принял душ и позавтракал. Нет, убивать такого пленника было бы слишком большим расточительством, хотя у стирателя и было негласное правило избавляться от гостей к понедельнику. Покончить с ним он всегда успеет, так почему бы не позволить себе насладиться Макинтошем еще немного, раз уж роль жертвы тому так по душе?
Одевшись, волшебник вызвал Винкерса и, попросив присмотреть за отцовским домом, аппарировал к поместью начальника аналитического отдела.