Николь вставила ключ в замочную скважину почти нежно, отгоняя от себя неизбежные ассоциации с работой, очень медленно повернула его и приоткрыла дверь сантиметров на двадцать. До скрипа старых петель, мелодичного как визг бензопилы, неизбежного как вопли соседки с третьего этажа, оставались считанные миллиметры. Николь втянула живот, затаила дыхание как сапер, перекусывающий синий (нет, красный, то есть нет, все же синий) провод, и просочилась в щель, затянув за собой бумажные пакеты с покупками и коробку, в которой еще пять минут назад был вполне себе симпатичный торт, а теперь вытекало нечто пудингообразное. Трудно оставаться симпатичным после прямого контакта с бетонным полом, Нико об этом знала не понаслышке. Проложив путь в обход деталек лего и прочих коварных препятствий, Ла Реве бросила пакеты на пол, поставила коробку на сто и осторожно, очень осторожное, ее открыла и выдохнула. Столкновение было конечно разрушительным, но если залить все взбитыми сливками и повтыкать свечек, то и так сойдет. Главное ведь вкус, мысленно подбодрила себя женщина. Вкус и безопасность. Несколько испорченных праздников и одно пищевое отравление вынудили ее отказаться от попыток проявить себя как образцовую мать, не обделенную кулинарным талантом. Чеки от докторов обладают особой убедительностью.
Все так же стараясь не шуметь, Николь вывалила из шкафчиков все, что могло пригодиться при косметическом ремонте торта, встряхнула баллончик и нажала на клапан. С характерным пшиком из баллончика не появилось ничего, что могло бы спасти ситуацию. Нико встряхнула еще раз, убедилась, что сливки внутри еще точно есть, ковырнула подсохшую корочку на насадке, и выпустила струю белой липкой массы себе в лицо. - Рutain de merde, - Николь на секунду забыла о том, что нужно быть тише, и в сердцах швырнула в раковину баллончик. Вчерашний засор, к счастью, так никуда и не делся, поэтому вместо ожидаемого грохота раздался только негромкий всплеск. Француженка едва не поблагодарила Бога за такую неочевидную помощь, как вдруг звонок в дверь огласил квартиру. Сливки, салфетки, молитвы отошли на второй план, Ла Реве бросилась к двери, не дожидаясь второго звонка. Эмми спал крепко, так что был еще шанс, что эта проклятая сирена, которой только о третьей мировой сообщать, его не разбудила. Только бы не хозяйка квартиры, подумала Нико, открывая дверь, и в ту же секунду пожалела об этом желании. Даже старая мегера была предпочтительнее незнакомого полноватого мужчины в дурацком дешевом костюме, вытирающего вспотевший лоб носовым платком, потому что так мог выглядеть только один человек. Инспектор из детской опеки.
- З-здравствуйте, - Нико справилась с первым порывом захлопнуть дверь прямо перед его носом, но постаралась максимально заслонить своей хрупкой фигурой творившийся позади бардак. Значит, Роза все же сдержала угрозу и донесла на нее. Стерва. - А мы вас не ждали.
Они ведь должны предупреждать о своем визите? Или не должны? А может, предупреждали? Как давно она не проверяла почту? Николь ощутила себя маленькой и беспомощной, как было всегда, когда она сталкивалась с представителями власти, даже такими мелкими и жалкими, как мнущийся у нее на пороге мужчина.
- Добрый день. Миссис Ла Реве? - инспектор коротко взглянул на нее и потупился, покраснев и вспотев еще больше.
- Мисс, - машинально поправила Николь, хотя одинокой тридцатилетней матери этот статус чести не делал.
- Да, мисс, конечно, мисс, простите, - забормотал мужчина. - Простите, у вас...
- Послушай, это вышло случайно, - Нико еще не знала, что накляузничала проклятая сплетница, но решила, что лучше все отрицать. - Эмори не хотеть...
Как всегда, неродной язык начинал ее подводить. Каждый раз, когда казалось, что вот теперь-то она освоилась и даже может сойти за местную, подворачивался случай выставить себя косноязыкой приезжей.
- Нет же, простите, у вас... - мужчина снова быстро посмотрел на нее и энергично промокнул лоб.
- Я уже искать работу, - быстро заверила Николь. - Мне назначить собеседование...
- Простите, у вас на лице... - незнакомец, как истинный английский джентельмен, вероятно предпочел бы адские муки вместо того, чтобы сообщать ей об этом, но и говорить с ней, не замечая такого, было выше его сил.
Николь провела рукой по щеке и вспомнила про сливки. Настала ее очередь сгорать от стыда.
- Это... Это не то, о чем вы подумать... То есть... я не говорю, что вы могли подумать...
Как будто ситуация и без того не была достаточно неловкой, мужчина протянул ей свой платок. Сознание, бьющееся в социальной агонии, зацепилось взглядом за вышитые в уголке инициалы - "Н. Л.". Кто в наше время вышивает платки, подумала Нико, словно у нее не было других поводов для размышления, жестом давая понять, что обойдется без этого сомнительного предмета гигиены, и вытирая лицо ладонью.
- Позвольте представиться, профессор Лонгботтом, - толстячок заметно воспрял духом, стоило сливочному недоразумению разрешиться. - Вы позволите войти?
Николь страстно желала сказать нет, но лишь кивнула и посторонилась. Профессор Лонгботтом скрипнул дверью, не обладая достаточной грацией, чтобы просочиться в беззвучном диапазоне, но француженка уже не придала этому никакого значения. Испорченный сюрприз это мелочь, в сравнении с тем, как этот человек может омрачить им жизнь. Но неужели  нельзя было нанести визит в другой день? Зачем портить праздник тем, у кого этих праздников очевидно не слишком много?..
- Послушайте, - Николь засуетилась и бросилась собирать с пола мусор, носки-одиночки и игрушки. - Я понимаю, это выглядеть...
- Ну что вы, не беспокойтесь, - мужчина снисходительно махнул рукой, но Николь только занервничала сильнее и уборка приобрела лихорадочный оттенок. Он недолжен ставить на ней крест из-за пары чулок и коробки из-под пиццы. И тех из-под китайской еды. И вот этого пакета. И пыли. И того пятна. Руки, перестав вмещать в себя хлам, опустились. Это несправедливо. Губы предательски задрожали, и прежде чем она успела что-то с этим сделать, с ресниц сорвалась слеза.