Кормак не относился к тому типу людей, которые с увлечением занимались уроками на переменах. И не относился даже к тем, кто понимает таких людей. Можно подумать, нечем больше заняться. Едва Флитвик объявил об окончании первого урока, Кормак лениво потянулся и встал, чтобы размять ноги. Он бы с удовольствием отправился, к примеру, на квиддич, но стараниями некоторых рыжих слюнтяев – МакЛагген бросил презрительный взгляд на Рона Уизли – в факультетскую сборную по квиддичу он больше не входил. К чему тогда изматывать себя тренировками? А капитан команды из него бы получился получше, чем из Поттера. Не говоря уж о вратарстве.  А ведь из него бы действительно мог получиться великий вратарь. МакЛагген давно забыл о классе и уроках, отвернувшись от студентов и мечтательно уставившись в потолок. На его губах блуждала едва заметная мечтательная улыбка – он предался фантазиям, сдабривая их шоколадными печеньками, которые гриффиндорец методично доставал из кармана мантии и закидывал в рот. Маленькие, но очень вкусные.
Из полета фантазии его вырвало чье-то прикосновение к плечу и звук собственного имени.
- И не только сегодня, детка, - самодовольная ухмылка расцветает на губах. Она, конечно, совсем не в его вкусе, но какая разница, если слизеринка беззастенчиво говорит очевидную истину.
Он проводит рукой по волосам и съедает еще одну печеньку, готовый слушать дальше.  Конечно, обычно гриффиндорцы не дружили со слизеринцами, но, похоже, эти ребята разбираются в людях получше, чем некоторые, и, насколько он помнил, они старались заранее устанавливать контакт с теми, кого в будущем ждал успех. А его он ждал, это уж точно, буквально за дверями этой школы.
- Что ты еще хотела мне сказать, дорогуша? – Кормак улыбнулся своей фирменной улыбкой, сражающей девичьи сердца, просто для порядка, конечно.

Забини стоит посреди кабинета Чар и пытается дышать. Всего несколько мгновений назад было так много воздуха, а теперь его нет совсем. На удалении, кажущемся бесконечным, он слышит тонкий голосок и такой родной смех, и слишком отчетливо каждое слово. Он уже забыл, о чем только что говорил с Паркинсон, и не отрываясь, не видя, смотрит на раскрытый перед ним на парте учебник, ощущая, как тесно в груди, забывая дышать.
Он сам замирает на мгновения в неверии, лишь боль пульсирует, как отравленное солнце, засевшее глубоко внутри в его теле, в солнечном сплетении, в месте, где до этого момента жило радостное ощущение зародившейся надежды. Неверие сильнее, и Блейз, поднимаясь с места, поворачивается на этот далекий мурлыкающий голос, чтобы убедиться в худшем.
«Нет, нет, это не так, просто показалось, послышалось, все не так», - мысленно убеждает себя, но глаза не лгут, и на лице отражается яркая смесь разочарования, досады и боли.
Забини чувствует, как от затылка по шее, словно кто-то запечатлевает холодные зловещие скользкие поцелуи, спускаясь по позвоночнику. А ладонь уже твердо сжимает палочку.
- Кормак, - Забини окликает нахального гриффиндорца раньше, чем отдает себе отчет в том, что его поступок не слишком рационален.
За это с факультета, наверняка, снимут баллы, а он сам получит отработку, уничтожающий взгляд Паркинсон и очередную порцию язвительных шепотков среди старшекурсников. Но все его мысли затмевают обида и негодование. Он бы бросил проклятье, но Миллисента слишком тесно прижимается к груди МакЛаггена, слишком откровенна, и он боится ее задеть, поэтому первое заклинание скорее предупредительное рассекающее. Хотя в другой бы ситуации Забини совсем не стал бы заботиться о каком-то честном нападении, а не со спины.

С наслаждением отметив, что его фирменное оружие, как обычно, бьет без промаха, Кормак подбадривает девушку, пару раз приподняв брови.
- Ну же, удиви меня.
Булстроуд придвигается, давая возможность грифиндорцу по хозяйски положить ей руку на талию. Возможно немного ниже, чем того требуют приличия. "Какая она мягкая однако. Как булочка" - невольно отмечает парень. Вообще он предпочитал стройных девушек, не сильно красивых, но достаточно привлекательных, чтобы они соответствовали его  образу, но ни в коем случае не затмевали. Миллисента, конечно, не красотка, но зато обладает весьма известной фамилией.
- Эээээ, - вырывается изо рта волшебника, бурная фантазия которого уже рисовала весьма любопытные картины. Странно, когда они с Падмой встречались, та изображала из себя дикую недотрогу. Возможно, он не с той сестры начал. Или может девушки так повзрослели за лето. Нужно прощупать почву.
МакЛагген так замечтался, что совершенно выпал из реальности, не замечая манипуляций слизеринки. Лишь внезапно громкий крик и собственное имя вновь вырвали его из объятий фантазии.
- Забини, не завидуй так громко, - начал было Кормак, как получил заклинанием в грудь. Гриффиндорец пошатнулся от неожиданности, толкнул плечом Булстроуд и удивленно воззрился на собственную грудь. Порванная рубашка висела неопрятными лоскутами, окрашиваясь в красный цвет. Его прекрасная грудь была рассечена и изрыгала потоки крови. Со стороны, возможно, кто-то бы и сказал, что это всего пару капель. Но это были его капли. Его прекрасная грудь. И не менее прекрасная рубашка. А вдруг останется шрам?
- Ах, ты выродок подземельский. Да как ты посмел вообще?
Резко схватив лежавшую на столе палочку, МакЛагген послал в обидчика огненный заряд

Конечно, Булстроуд  сама виновата, сама все это учинила, и вообще, какого  акромантула она нашла в этом МакЛаггене?! Забини негодовал, но это не значило, что то, как бесцеремонно Кормак толкнул Миллисенту, не вызвало еще большего негодования у слизеринца. Впрочем, сам себе дурак. Сколько он сам говорил и себе и окружающим, что если уж ввязался в драку, надо сражаться с холодной головой, а еще лучше чужими руками. Отличный совет, но когда Блейз следовал своим советам? Советует Паркинсон послать ко всем мантикорам того, кто ее не замечает, а сам же продолжает увиваться за слизеринкой, лишь создавая видимость того, что в этом году  его интересует Менди Брокхерст с Рейвенкло.  Вот и сейчас отвлекся на Милли, и заметил оплошность пропущенного заклятья лишь, когда руку уже ожгло острой болью. Неприятно. Хоть и ерунда. Мог бы и увернуться, будь хоть чуточку меньше озабочен тем, как чувствует себя Булстроуд. Какого Мерлина его вообще должно это беспокоить, если она сама же только что вилась вокруг МакЛаггена, совершенно неоднозначно строя гриффиндорцу глазки?
Драка уже начата, и отступать поздно, но можно ведь всегда сделать вид, что причина была в недостаточной почтительности Кормака по отношению к семикурсницам Слизерина. Да или хотя бы в том, что МакЛагген – гриффиндорец. Причина банальна и не нова, но всегда актуальна.
Забини берет себя в руки, посылая в ответ оглушающее заклятье, мысленно обещая себе больше не отвлекаться, а еще обязательно потренироваться в дуэлях сегодня же вечером.

- А вот хер тебе, - победно вскричал потомок Годрика Гриффиндора, уворачиваясь от выпущенного слизеринцем заклинания. Мантия, предательски зацепившаяся за стул, однако помешала грациозному маневру шотландца. Волшебник покачнулся и совсем не грациозно упал в проход, ободрав фирменные брюки и коленки.
- Да знаешь ли ты, кто мой отец, урод? - гневно донеслось из-под парты, - А дед с бабкой так вообще! Ааааа!!!
В мыслях Кормака он сейчас должен был мужественно вскочить, прямо на парту, залихвацки махнуть палочкой и нокаутировать Забини, на глазах у восхищенных одногруппниц. Потом он, конечно, позволит обмыть себе кровь с колен и груди и благосклонно примет капитуляцию у сестер Патил. Но реальность оказалась к нему куда менее благосклонна. Вскочить не получилось сразу. Кормак с трудом встал, разгибая кровоточащие колени, грузно облокотился о стол, не замечая, что на самом деле облокачивается на стол, а на книгу, лежащую на парте лишь на половину. Мир снова ушел у парня из-под ног, МакЛагген не удержал равновесия и кубарем скатился с лестницы. Раздался крайне неприятный хруст переломанной кости. Кормак взревел.
- Ваддивази, мать твою!
Превозмогая боль, гриффиндорец взмахнул палочкой, направляя ближайшую скамью в голову противника.

Осенний лес укрылся сумраком, серые голые деревья стояли кольями, жухлая трава затягивалась по утру первым инеем, хрустела под каждым шагом, плотный, неоднородный туман струился по земле, скрывая в молоке признаки гниения. И острый запах увядания, смерти в воздухе. Паркинсон всегда умела пользовалась ситуацией, подмечая малейшие изменения в истории и дергала струны, коротким уверенным движением ласковых рук, чтобы задать повествованию иную, ведомую лишь чародейке, траекторию движения. Булстроуд вешалась на гриффиндорца, как на последнюю надежду этого мира, конечно, Персефона не верила во внезапно проснувшиеся чувства, Милли что-то было нужно, но это не умаляло неудовольствие Пэнси, по факультету судили не по лучшим представителям. Блейзу хотелось крови и получить по лицу, зачем разбираться с двумя ситуациями по отдельности, если можно стравить Забини и МакЛагена? Пара острых фраз, раздувая пламя возмущения в однокурснике, поддержав неоднозначно правомерность первого удара. Англичанка смотрит в окно и не марает холеные руки грязной работой, не разворачивается, не смотрит, но знает, что происходит в аудитории. Закрывать глаза Паркинсон научилось ровно после того, как мастерски освоила искусство прикусывать язык.

Потасовка спешно набирала обороты, вспышки заклятий рассекали тело бытия, староста Слизерина оборачивается, наблюдая последнюю немую сцену, как Забини отправляется в нокаут и сухо поджимает губы. Студентка тщеславно рассчитывала на победу слизеринца в этом поединке, могла согласиться на унизительную ничью, но никак не на позорное поражение. Паркинсон поднимается из-за парты, касаясь тонкими пальцами значка старосты, отправляя сигнал тревоги преподавателям. Пусть поражение и задевало честь Пэнси лично, расходясь глубокой трещиной по граниту самолюбия, покрывать произошедшее было бы глупо. Вместе со слизеринкой пришли в движение и остальные представили змеиного факультета, зашипел и взвился клубок змей, обвивая удушливой петлей. Нотт-младший коротко оправляет манжеты рубашки, разминает пальцы, поднимается в поле зрения МакЛагена, Фоули отлипает от стены в конце класса, обойдя драку еще в процессе, и было в его взгляде что-то не здоровое, маг с удовольствием бы всадил заклятье лежачему гриффиндорцу в спину, не смотря даже на Булстроуд, не смотря на покалеченного Забини, не смотря на Паркинсон, стоявшую ровно напротив, за местом побоища. И эта бесчувственность Пэнси неизменно импонировала, затрагивала все самое низкое и темное, что пряталось за светским лицом англичанки. – Мистер МакЛаген, уймитесь. Противник повержен. – Лев еще долго будет рычать и метить территорию, ссать, как кошка, на каждый не занятый клочок земли, но Персефона признавала право мальчишки на победу, надменно разглядывая место драки. Слова брюнетки все равно что ушат ледяной воды. Не сегодня, и даже не завтра, но однажды девичья рука вонзит острый шип, лезвие клинка под ребро этого самовлюбленного гриффиндорца. Оставшись в тени, Паркинсон не видела смысла в пламенных речах перед актом мести, собирая обильную плату еще теплой кровью. – Студенты, оставайтесь на своих местах. Преподаватели будут с минуты на минуту. – Обращение ко всей аудитории, чтобы избежать паники и попыток отомстить, помочь или просто размять косточки. Дафна учится на колдомедика, вечно латает первокурсников, что по дурости не воспринимали технику безопасности в серьез, сейчас же с тихим шелестом мантии опускается на колени рядом с поверженным однокурсником. Старшая Гринграсс присмотрит за тем, чтобы Забини оказали помощь, сопроводит до палаты и будет дежурить, справляясь о состоянии, Паркинсон же оглядывает встревоженных студентов, ищет глазами старосту гриффиндора, Гермиону. План складывался сам собой, словно в калейдоскопе многочисленных отдельных элементов идеальный рисунок цепляет взгляд пронзительно, Персефона всегда шла по пути наименьшего сопротивления. Осталось только дождаться старших и отвести девушку в сторону, чтобы переговорить наедине.

Отредактировано Persefona (2018-04-07 11:28:09)

Гермиона сидела, отгородившись книгой от класса, поглощенная своими мыслями. Во время уроков девушке с трудом удавалось сосредоточиться. Взгляд то и дело соскальзывал то на рюкзак, то на некую блондинистую голову. Наконец, Флитвик объявил о перемене.
- Я..эээ... в туалет, - Грейнджер вскочила, на ходу выдумывая причину, и вылетела в коридор.
Да, новым уставом запрещалось перемещаться по замку, но сидеть на месте было невыносимо. Негласный пакт с врагом жег девчонку изнутри, заставляя ладони потеть, а сердце учащенно биться. Коридоры были непривычно пусты, не было обычного гвалта и беготни, лишь в конце коридора стройными рядами шли малыши в сопровождении кого-то из учителей. Грейнджер юркнула в нишу за статуей. Пара взмахов палочкой и вокруг девушки образовался кокон, подавляющий звуки. Всхлипнув, девушка сползла по стене, осев на пол и притянув колени к груди. Как же она устала. Семь лет назад мир магии представлялся ей чем-то прекрасным и удивительным, она воображала, что станет лучшей ученицей школы, заведет много друзей, возможно влюбится в красивого мальчика. А не вот это вот все. Тролли в туалетах, василиски в коридорах, Темные Лорды, сбежавшие преступники, убийственные лабиринты, Рон, в конце концов. А теперь еще и это...
Миона сердито смахнула сбежавшую по щеке слезу. Как говорил Эйнштейн: "В сердце каждой трудности кроется возможность". Проделав небольшую дыхательную гимнастику, гриффиндорка успокоилась и взяла себя в руки. Значок старосты колыхнулся, оповещая о неприятностях в оставленном ею кабинете. Ну, конечно, где же еще. Только бы не Поттер с Уизли, только бы не Поттер с Уизли..
Быстро отряхнув юбку и сняв заклятия, Гермиона выскользнула из ниши, как раз чтобы заметить спешащих к дверям деканов. Грейнджер рванула следом и, сократив расстояние, успела зайти в аудиторию с профессорами.
- Ого, - девичьи руки сами взлетели к лицу, зажав рот. Такого масштаба трагедии никто не ждал. Пятеро учеников было без сознания, еще трое корчились с травмами. На вид весьма серьезными. Девушка быстро нашла взглядом друзей. Хвала Годрику, Поттер и Уизли хлопали глазами и явно не были вовлечены в конфликт.

Хрустальные осколки разлетаются во все стороны, искрятся на просвет морской пеной, и время замедляет ход. Староста Слизерина, запрокинув голову, смотрит на происходящее завороженно, чувствуя лишь оглушающее биение собственного сердца, отдающееся болью предчувствия. Падение люстры не пройдет бесследно, кто-то обязательно пострадает. Но что нужно делать? Волшебница ошарашено опускает взор на место предполагаемого падения, с трудом разбирая лица еще невредимых однокурсников. Но дальше только жесткий удар, выдергивающий изо льда, вынуждающий сделать несколько шагов назад и налететь спиной на парту, Нотт-младший реагирует быстрее, оттеснив старосту, стоящую рядом, себе за спину, в последнее мгновение накрывает щитом склонившуюся Дафну. За скорость реакций Нотт и Забини считались лучшими дуэлянтами на факультете, Фоули брал напором. В случае неизбежного кровопролития чародейка доверяла этим троим безоговорочно, отступала, бежала или доставала палочку по первому указу. Взметнулись темные локоны, скрипит деревянная мебель под натиском опрометчивого заклинания, с грохотом опадает люстра, погребая под собой часть студентов, Персефона сдавленно выдыхает, подхватывая оседающего Теодора. Мир проступал словно через толщу воды, смазано и приглушенно. И нужно что-то дальше делать. Волшебница не умела быстро соображать в стрессовых ситуациях, медленно и болезненно реагируя на меняющуюся реальность, лишь с возрастом и опытом наработав привычки. В природной инертности были и свои преимущества, Пэнси оставалась хладнокровной, не поддаваясь щемящей боли в груди, что требовала вскрыть грудную клетку Булстроуд собственными холеными пальцами прямо здесь и сейчас. Расцарапать грудину в поисках хладного сердца и сжать с силой, чтобы глупая девчонка хотя бы на мгновение почувствовала то, что чувствовала староста, окидывая взглядом поле брани, пересчитывая раненных. Как можно было положить столько своих?

Фоули меряет шагами проход у стены, рычит раненным зверем, скалится в попытке сдержаться. Неужели у Паркинсон отбило мозги? Неужели огонь по своим сойдет этой отмороженной ведьме даром? Слизеринец сжимает и разжимает кулаки, кидает взгляды полные праведного гнева и надежды на дозволение вмешаться, набить хотя бы МакЛагену морду, но осекается, встретившись глазами со старостой. Разве в девчонке может быть столько тягучей ненависти? Пэнси отрицательно качает головой, с трудом заставляет себя осадить цепного пса факультета, подавляя отчаянное желание спустить всех с цепей, позволить хаосу ворваться в кабинет, лизнуть руки. Предвестники смерти сядут по углам. И Булстроуд будет содрогаться от рыданий за каждого попавшего под заклинание, за каждое мгновение проведенное Ноттом, Забини, Малфоем, Гойлом и Андресон в больничной койке. Паркинсон не в силах совладать с собой, проводит влажными ладонями по лбу в попытке сосредоточиться, напоминая себе об обязанностях, ответственности, но рука так и чешется влепить Миллисенте смачную пощечину, чтобы вразумить студентку вести себя адекватно. – После завтрака все были на взводе, профессор. Новые правила. – Староста Слизерина говорит коротко, блуждая взглядом от одного пострадавшего слизеринца к другому, чародейка физически напрягалась от каждого стона или просьбы о помощи, все же подняв глаза, полные нескончаемой боли, на декана Гриффиндора. Говорить, не глядя, было не прилично. – Мистер Забини и мистер МакЛаген что-то не поделили. Мисс Булстроуд, - Персефона запнулась, переводя дыхание. – Оказалась рядом, испугалась и поспешно отреагировала.

- Неповоротливая курица! – зло зашипел МакЛагген, кривять от боли в только что отдавленной ноге. Он был уверен, что Булстроуд нарочно наступила ему на ногу, и, если бы не появление деканов, он бы точно залепил вслед слизеринке чего-нибудь горяченького. Страдальческая гримаса продолжала кривить его лицо. Кормак расстегнул мантию, уверяясь, что кровавые пятна расплылись по белой рубашке.
- Ничего подобно! – терпеть клевету он уж точно не собирался, и после заявлений Булстроуд встрепенулся, возникнув перед деканом в своем самом героическо-страдальческом виде.
- Профессор МакГонагалл, все было не так: Миллисента подошла ко мне и начала всячески приставать, отвлекая мое внимание, когда Забини напал на меня со спины. Они сговорились, явно желая вывести меня из второго состава команды по квиддичу. Булстроуд даже упоминала об этом, и это слышал не только я, - МакЛагген искренне негодоваал от возмущения.
- Я только защищался.  И даже этот разгром – это не моих рук дело. На моем счету только Забини, - в этот момент Кормак гордо вскинул подбородок, считая эту победу своим серьезным достижением, - и я защищался с честью.