Если ад на земле и существовал, то это утро явно было его локальным филиалом. Элвин лежал в кровати, боясь пошевелиться. В теле ощущалась некая легкость, но мужчина знал, что стоит ему хотя бы открыть глаза, как похмелье настигнет его с неимоверной силой. Даже думать было сложно. Мысли со скоростью улиток лениво пробирались сквозь туман беспамятства, тоже словно боясь задеть не тот нерв, не ту струну. Ему определенно стоило остановиться на вчерашнем похмелье и не продолжать гулянку. Что вообще вызвало порыв пойти в бар вчера? Он же обычно не ходил два дня подряд.
Внезапно спокойствие тишины грубо нарушилось мелодичной трелью какой-то птички за окном. "А вот и ты" - ухмыльнулось похмелье, грубо вколачивая эту самую трель в виски полицейского. Резко пришла боль. Сразу во всем теле. Элвин застонал, прикрыв глаза рукой, однако звук собственного голоса и движение принесли лишь новые страдания. Приоткрыв один глаз, Майер осторожно, чтобы не расплескать боль, концентрирующуюся где-то в районе затылка, протянул руку к тумбочке возле кровати. Рука принялась шарить по поверхности тумбы в поисках спасительных таблеток, но неосторожно задела баночку с пилюлями. Фортуна сегодня явно была не на стороне заместителя шерифа: крышка банки не была прикручена плотно и белые таблетки, эффектно подпрыгнув, рассыпались по всему ковру.
Стон боли и отчаяния вырвался из приоткрытых губ, Элвин зажмурился и перекатился на живот, наполовину свесившись с кровати. В глазах резко помутнело, желудок, возмущенный подобным пренебрежением, заурчал угрожающе, подталкивая ужин обратно. Эл кашлянул, сдерживая порывы, и снова протянул руку. Волшебным эликсиром вода из стакана на тумбе пролилась в горло, смачивая, проталкивая пилюлю, принося прохладу и утоляя жажду. Майер снова застонал и откинулся на подушку в ожидании, когда подействует лекарство. Полоток покачивался под размытым взглядом полицейского, тупая боль в висках монотонно пульсировала, мешая заснуть. Эл перевел взгляд на часы и взял с тумбы пейджер. Сообщений не было. Память толчками пробивалась на поверхность мозга, цепочка пейджера жалобно звякнула, когда мужская рука самопроизвольно разжалась, и предмет связи выскользнул из ослабевших пальцев. Элвин устало закрыл глаза и свернулся калачиком, обнимая подушку. Восемь лет его утро начиналось с сообщения от Шарлотты с пожеланием хорошего дня и кратким отчетом о планах на день. Вот уже пару недель как пейджер его верещал только от сообщений по  работе. Отказываться от устоявшихся привычек было больно, не видеться с Лотти оказалось просто невыносимо. Делать вид, что все хорошо, ничего не было и не случилось, Майеру удавалось так же с трудом. Особенно после объявления помолвки. Зам шерифа снова начал курить и пропадать в баре, замыкался в себе, срываясь на всех подряд.
И ведь сам этого хотел. Мечтал малодушно прекратить свои метания, отпустить художницу на волю, позволить ей найти того, кто даст ей все, чего она достойна. Муж, семья, дети - это все не по его части. Он так думал. Был уверен. Почему тогда так больно в груди теперь, когда она с другим смеясь проходит мимо участка, почему так ноет сердце от осознания, что не будет больше томных ночей, наполненных стонами, взглядов ее колдовских глаз, язвительного "мистер Майер" и того спасительного каната теплоты и нежности, которым она упрямо тащила его из болота апатии. А ведь когда-то он убил ради нее. Эл откинулся на спину, отмечая, что пульсация в висках уменьшалась. Есть ли таблетки от сердечной боли? И от собственной тупости. Позволяет ли она ему звать себя Лотти? Чувствует ли она тоже самое, когда ее касается он?  Стонет ли так же под ним..?
- В пекло.
Зам шерифа решительно распахнул глаза, собираясь с силами, чтобы встать и встретить новый безрадостный день. Мир не сходился на одной белокурой чертовке. Не зря говорят, что когда Бог закрывает дверь, он открывает окно. Френк, вернувшийся в город, так вовремя оказался для друга спасительным кругом, за который Элвин теперь упрямо цеплялся, пытаясь не свалиться в разрастающуюся черную дыру в районе сердца. Не прошло и пары месяцев, а будто и не было последних шестнадцати лет, Эл тянулся к старому другу всем своим естеством, пытаясь вспомнить того себя, каким он был в годы их дружбы. Как часто мы скучаем даже не по людям, а по тому какими мы были рядом с ними. Рядом с Френком коп расцвел и прожил лучшие годы своей жизни. Всякое было между двумя лучшими друзьями, и если чему Шарлотта и научила полицейского за все годы, так это смелости глядеть в глаза своим чувствам, принимать возможность их существования, не отрицая с порога. Риддл, как и она, испускал тепло, окутывал своим мягким шармом, напоминая о столь давней, хоть и мимолетной, связи.  Поначалу Эл думал, что просто соскучился, потом, что просто старается избегать художницу, проводя все больше времени с товарищем, а, потеряв ее, стремился мотыльком на свет, замерзшим путником протягивал руки к источнику тепла. Как хорошо, когда можно не прячась ходить в гости, брать с собой дочь, не пытаясь выдумать очередную причину своего отсутствия.
Беверли!
Память очередным толчком швырнула воспоминание на поверхность. Бросила брезгливо, как монету бездомному. Так вот почему он вчера повторно напился... Одна за другой картинки воспоминаний наслаивались друг на друга. Разрозненные, в хаотичном порядке,  мелькали перед внутренним взором. Ключи никак не хотят попадать в замочную скважину, трясутся пьяные руки. Дверь жалобно скулит, сотрясаясь под громовыми ударами, падает на пол табличка "Комната Беверли". Поребрик у бара хватает, выходящего мужчину, за ногу, просит познакомиться с носом, и вновь открывается барная дверь и завсегдатаи поднимают приветственно недопитые бокалы. Он что-то кричит и дверь отлетает, сдаваясь под силой удара тяжелого башмака. Записка на столике с расплывающимися буквами и печатью школы. Огромные испуганные, но упрямые глаза и свист ремня, намотанного на руку.
Эл застонал, впиваясь пальцами в переносицу. Какой же он все же ублюдок. До зубного скрежета правильный на людях, раз за разом он срывался на домашних, не в силах обуздать переполняющие душу ярость на несовершенство мира и гнев на прогнившую систему. Многого ли он требовал от жены и дочери, заставляя придерживаться правил и установленных законов, надеясь, что тыковка однажды поймет, что хоть мир и похабная помойка, но даже на ней можно жить, соблюдая приличия. Частенько перегибая палку, Эл понимал уже только на утро, что идет по стопам своего отца, корил себя и ненавидел, и неизменно шел извиняться перед дочкой. Нет, он по-прежнему считал, что девочки не должны устраивать драки в школе, а дочери первого заместителя шерифа так точно не стоит вести себя подобным образом, и Беви заслуживала порицания за проступок, но не заслуживала становиться жертвой его гнева. Тем более, что, Майер попытался быть с собой честным, гнева направленного даже не нее.
Мужчина вздохнул, убирая руки от лица, и сел в кровати. В последнее время ему слишком часто приходится извиняться за свое поведение. Может забить на все, купить красный кабриолет, сославшись на кризис среднего возраста, и рвануть прочь из этой дыры на побережье? Птица за окном издевательски засмеялась, вызывая приступ раздражения. Эл отбросил одеяло и неуклюже встал. Сорокалетнее тело уже не так легко переносило загулы и запои хозяина, намекая, что пора бы менять образ жизни, а то вон печень уже пошаливает, да голова гудит. Элвин грузно облокотился на тумбочку, ожидая, пока комната перестанет вращаться, осторожно наклонился и закинул в рот еще пару таблеток. Пилюли, контрастный душ и свежая одежда - как мало нужно для того, чтобы снова начать различать цвета и запахи и практически вновь ощутить себя человеком.
Дом встретил полицейского тишиной и спокойствием. Мягкий свет, проникая сквозь легкие шторы, расцвечивал пушистый ковер второго этажа в причудливые цвета, оттеняя фотографии на стенах. Элвин шел по коридору, ведя пальцем по стене, рассматривая детские снимки дочери в цветастых рамках. Идиллия утра и домашнего уюта грубо нарушалась висящей на петлях дверью и щепками на ковре. Эл остановился на входе в комнату дочери, с ужасом рассматривая последствия своего безумия. Что же он не вспомнил со вчерашнего вечера? Какие еще сюрпризы могло привнести его сознание в и без того просранную жизнь?
- Беви?
Майер позвал дочь, хотя знал, что по времени она должна быть в школе. На всякий случай. Стоило починить дверь, в этот раз он явно не просто перегнул палку, а сломал эту палку, перемолол в труху и разве что не поджег. Эл провел рукой по волосам, судорожно пытаясь подобрать эквивалент извинительного подарка соответственно причиненному ущербу. В Лейкбери можно купить пони? Хотя ей через месяц шестнадцать, какой уж тут пони, машину пора дарить. Оттолкнувшись от раскуроченного косяка, Майер принялся задумчиво спускаться по лестнице. Машину купить в их городишке не проще, чем пони, да и парковать ее негде, но идея крепко засела в мужской голове, пока тот шел на кухню и ставил на плиту чайник. Мотоцикл, с другой стороны, парковать проще, мопед не круто, но относительно безопасно. Банка кофе, извлеченная из недр шкафа, звякнула о столешницу, Эл отстегнул крепления крышки и всмотрелся в металлическое дно. Когда он успел выпить весь кофе?
"Блядство". Разочарованно толкнув банку, Майер развернулся, облокачиваясь на стойку. Фортуна сегодня явно вознамерилась наказать мужчину, не то чтобы она его вообще по жизни баловала, но сегодняшний день не задался еще позавчера. Белый лист бумаги на столе привлек внимание полицейского. Свернутый тетрадный листок белел рядом с привычно накрытой тарелкой с завтраком. Беви всегда перед школой оставляла отцу бутерброды, заботливо накрывая их салфеткой. Может быть память от него ничего и не прячет, и все не так страшно? Накрытая тарелка дарила надежду. Элвин откинул салфетку и взял в руки бутерброд, вгрызаясь в мякоть свежего хлеба. Опустившись на стул, Эл пододвинул к себе листок. Интуиция, помогавшая раскрывать преступления, напряглась, вынуждая мужчину медлить. Никогда нельзя говорить, что хуже уже не будет, а ведь стоя под душем десять минут назад он позволил себе подобную малодушную мысль. Кому как не копу знать, что всегда может быть хуже, даже когда кажется, что уже некуда. Легким движением сложенный листок распрямился, являя взору знакомый почерк.
"Папа, прости, я так больше не могу. Я ухожу. Не ищи меня. Нам обоим так будет лучше.
- твоя Беверли."
Элвин моргнул, перечитывая написанное. Дура. От резкого вскакивания седока, стул дрогнул, отлетая к стене. Идиотка малолетняя. Лучше будет? Кому? В городе на шестнадцать улиц, где на буквально днях пропало тринадцать человек, она уходить собралась?! Взбешенный, Майер рванул в спальню, все еще сжимая записку в руках. Он ей популярно объяснит, насколько ей еще было хорошо, дай только одеться и доехать до школы. Втиснувшись в первые попавшиеся джинсы и футболку, мужчина бегом спустился по лестницу, на ходу сворачивая листок бумаги и пряча в карман. Ноги юркнули в ботинки, Эл схватил с тумбочки ключи и, накинув куртку, уже собрался покинуть дом, как услышал свист чайника на кухне.
Изо рта помощника шерифа вырвался гневный рык, но рука соскользнула с дверной ручки и мужчина, не разуваясь, метнулся на кухню. И почему он до сих пор не купил электрический чайник, как все нормальные люди? Довыпендривался с "не таким вкусом"? Элвин спешил, ярость клокотала в груди копа, вынуждая совершать поспешные решения, резкие телодвижения. Не подумав, Майер схватился голой рукой за ручку старого чайника, забыв, что резинка на ободке давно прохудилась. Раскаленный металл с радостным предвкушением вцепился в мягкую плоть пальцев полицейского. Эл вскрикнул и инстинктивно разжал пальцы. Свистящий секунду назад чайник отправился на свидание с кафелем, крышка отлетела, с шипением заливая кипятком пол и ноги хозяина дома.
- Сука!
Еле успев отпрыгнуть, Майер выключил плиту и открыл морозилку. Обоженные пальцы горели огнем, лишь повышая уровень ярости мужчины, которая требовала бежать, искать, предпринимать какие-то действия. Порывшись в недрах рефрижератора, Эл нашел кусок замороженного стейка среди полупустых упаковок с мороженным, какими-то костями и бутылкой водки, сжал его в руке, ощущая как холод приносит облегчение полыхающей конечности, и, кинув взгляд на валяющийся чайник, направился к выходу. Рука вновь легла на дверную ручку, но не спешила нажать, ожидая пока замерший на пороге мужчина найдет компромисс между "хочу" и "надо". Снова выругавшись, полицейский разулся, вернулся на кухню и принялся вытирать растекшуюся лужу. В жизни каждого человека есть некие столпы, вокруг которых он выстраивает свою жизнь. В жизни Майера один из таких столпов был порядок в доме. "Порядок в доме - порядок в голове" - любил говаривать Майер-старший. Эл продолжал сжимать ледяное мясо поврежденной рукой, наскоро промокая воду бумажными салфетками и швыряя их в раковину. С каждой брошенной мокрой бумажной массой с глаз зам шерифа спадала пелена ярости. Он все еще злился, захлопывая дверь дома и вставляя ключ в замок зажигания, яростно гуляли желваки по лицу, пока старый фордик несся по улицам города. Однако Майер не свернул по направлению к школе, как собирался, проехал дальше, проскочив на красный и резко затормозил напротив шестьдесят пятого дома по Стейк стрит. Мясо в руке растаяло и тягучие капли льда с кровью начали стекать по рулю, пока Элвин сверлил взглядом дом друга. Нахера он сюда приехал? Часть него орала, корчилась в уродливых кривляниях гнева, требуя развернуться, найти дочь и вбить в ее пустую голову понимание последствий. Однако другая, более рациональная, настойчиво шептала, отвлекала, намекала, что не все в этой жизни можно лишить силой, что подобными выходками он уже испортил себе все что мог.
Майер провел здоровой рукой по волосам и вышел из машины, терзая зубами губу, не уверенный, что Френк дома, что стоит ему вообще рассказывать, что он сможет остановить порывы друга. Лотти могла, - шепнула деструктивная часть сознания, ехидно злорадствуя, что ничего бы и не произошло, будь он мужиком, а не жалким подобием. Но Шарлотты больше не было в его жизни, и Элвин чувствовал себя щенком, брошенным в открытые воды, бултыхался в попытке научиться плавать, тянулся к единственному, кто еще не знал, какая он мразь и мог бросить спасательный круг. Надо было только зажмуриться и рискнуть. И Элвин жмурится, поднимает кулак и стучит в зеленую дверь друга.

Бежать. Натянутые струнами нервы орали, что нужно разворачивать и бежать решать проблемы самому, по своему. Выпестованное художницей чувство нужности и причастности таяло с каждым днем, возвращая привычные мысли. Кому нужны твои проблемы, глупец? Кому нужен ты? Стареющий алкаш, не сумевший удержать ни дочь, ни любовницу, ни жену. Какое право имеешь ты - портящий все, чего касаются странным образом не трясущиеся пальцы - вторгаться в идеальную жизнь Френка? Ты создал сам свои проблемы, не тебе перекладывать их на чужие плечи!
Элвин снова жмурится, стараясь отогнать предательские мысли, малодушно оглядывается, прикидывая расстояние до машины, но усилием воли отворачивается и приваливается к дверному косяку. Он достаточно долго шел к понимаю того, что порой помощь других необходима и что при кажущейся заманчивой простоте одиночество приносит больше неприятностей и проблем, а потому стоял, бездумно пялясь на придверный коврик и считал вдохи-выдохи, не позволяя упадническим мыслям захватить рассудок.
Раз-два... А на коврике у них, в отличие от основном массы жителей города, не написано лицемерное Welcome... Пять-шесть.. В глубине дома послышались приближающиеся шаги. Девять-десять. Шаги остановились в полуметре от Майера, щелкнул замок и дверь отворилась. Одиннадцать. Эл слабо вздрогнул и перевел взгляд с коврика сперва на босые ноги, а потом и вовсе поднял до подбородка. Почему так сложно посмотреть старому другу в глаза? Коп лишь кивает Ридлу, позволяя втянуть себя в дом, и выдыхает, неловко приобнимая товарища в ответ чистой рукой. От Френка исходят волны жара, но Майер все равно зябко перебирает плечами, чувствуя загробный ветерок закрывающейся двери. Пути назад нет. Либо он расскажет все другу, надеясь, что тот по-прежнему останется его другом, либо отсюда его выведут в наручниках за домашнее насилие.
Френк произносит всего пару слов и Элвин снова вздрагивает, вспыхивают серые глаза, стараются заглянуть вглубь, понять случайность ли. Вновь толчками память подбрасывает картинки воспоминаний о произнесении аналогичных слов. Другая жизнь, другие обстоятельства. Другие ли они?
- Дааа, - тянет коп, потугами висельника, стараясь отсрочить момент казни, и, сбросив обувь, проходит в дом, - Мяса вот тебе принес.
Неловкая шутка не сбила б с толку и ребенка, чего уж говорить о копе со стажем не меньше, чем у самого Эла, не говоря уже об опыте, но Элвин снова прячет глаза, проскальзывает на кухню и бросает все еще зажатый в руке кусок мяса в раковину. Это даже удобно, можно еще на пару мгновений сделать вид, что ничего не происходит, пока шумит вода, смывая талый окровавленный лед с руки. Мужчина полощет руку немного дольше, чем необходимо, но мир не желает останавливаться и Майеру приходится выключить воду. Все так же избегая взгляда, Эл суетился, осторожно промокая руку полотенцем, спрашивая про мазь и кофе., пока не упал обессилено на стул,  сдаваясь под напором хозяина.
- Она ушла, Фре, - давно забытое прозвище, сродни когда-то бесящему Элви, тихо срывается в губ, повисая в тишине утренней кухни.