Поттерландия

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Поттерландия » Лейкберри » плохой пример [16/01/2018]


плохой пример [16/01/2018]

Сообщений 1 страница 10 из 10

1


❖ ПЛОХОЙ ПРИМЕР ❖
"Не задавай мне вопросов, и я не стану тебе врать" (с) С.К.
http://sd.uploads.ru/PQDaY.png
[16/01/2018] после школы ↳ 56 Press Road Заброшенный (нежилой) дом
❖ ❖ ❖ ❖ ❖ ❖ ❖ ❖ ❖ ❖ ❖ ❖ ❖ ❖
Beverly Mayer & Alexander Braden
http://i.imgur.com/OZM0JCz.png
Дети видят — дети повторяют

0

2

Первый день в школе после побега. Как новая жизнь. Странно, непривычно, неудобно. Ночью было жутко холодно, несмотря на все попытки согреться с помощью тщательного укутывания во все возможные свои и найденные в доме вещи. Зато подъем был очень загодя, и в школе Бев была задолго до начала уроков. Как раз успела дорешать алгебру: вчера она слишком задержалась в гостях, а вот отсутствие электричества совсем не учла. Сегодня придется хотя бы прикупить свечей в магазине, а потом очень экономно их расходовать. В частности, чтобы ещё и не привлекать лишнего внимания к заброшенному дому.
Беверли была уверена, что папа станет ее искать, несмотря на записку. Вопрос был лишь в том, как скоро. Поэтому и по школе она перемещалась так, чтобы ее нельзя было застать врасплох или, чтобы были шансы для успешного побега. И все же она вздрагивала каждый раз, когда кто-то проходил слишком близко или неожиданно появлялся в поле зрения. На уроках было тяжело сосредоточиться: каждый раз она переводила взгляд на дверь, нервничая и почти ожидая, что вот сейчас войдёт ее отец. Вообще-то, она за него немного переживала: он, конечно, человек взрослый и самостоятельный, но все же, за столько лет привык, что дома его встречает горячий ужин, что его ждут теплым светом ламп в чистоте (хоть и не всегда, и тогда папа начинал злиться). Она волновалась, что ему может быть очень грустно и одиноко, но волновалась не до такой степени, чтобы вернуться домой. Впрочем, к пункту против этого, безусловно, примешивался ещё и страх. Страх, который весь день заставлял судорожно вздрагивать от любых громких звуков, чужого присутствия слишком близко, нервно кусать губы и даже грызть колпачок ручки, чего с Беви не случалось уже пару лет как. Минуты тянулись медленно, как на контрольной, к которой не готова.
После звонка с последнего урока, Беверли рассеянно собрала учебники в полегчавший со вчера рюкзак. Не сказать, чтобы ее тянуло в новый импровизированный дом, но задерживаться в школе после уроков тоже не стоило, ведь то, что ее отец не появился во время уроков абсолютно ни о чем не говорило. Он мог появиться и после, просто не желая привлекать чужого внимания. Ведь что такого в том, что отец решил встретить и забрать после уроков дочь из школы? Совсем другое дело, если бы он появился в разгар учебного дня на каком-нибудь обществознании или истории.
Майер шла по коридорам, неизбежно замедляя шаг перед поворотами, сначала заглядывая за угол, убеждаясь, что папы там в зоне видимости нет, и только после этого продолжала путь.
- До свидания, мисс  Рид, - нет, конечно, Беверли обычно не общалась с учительницей рисования, но точно знала, что папа общается с ней гораздо чаще. Почему бы не  успокоить его немного тем, что его дочь хотя бы продолжает посещать школу?
На улице холодный ветер придает немного бодрости, хотя и не из приятных. Еще с ночи не прошло ощущение озноба, и девочка лишь втягивает голову в плечи, зарываясь носом все в тот же длинный шарф. И руки поглубже в карманы, где пальцы вновь касаются неровного края фотокарточки. И на губах вновь расцветает все та же мечтательная улыбка.
Беверли быстрым шагом пересекает школьный двор, сворачивает на узкую улочку – в ее конце есть недорогой магазин товаров для дома. Там она покупает  упаковку восковых свечей, потому что они стоили дешевле парафиновых. И упаковку печенья. И колу. Вчерашний ужин был сытней. О чем тут же напоминает жалобно отозвавшийся желудок.
Беви выходит на улицу, и ей кажется, что она ощущает чей-то пристальный взгляд. Оглядывается, но никого не находит. Снова втягивает голову в плечи и, ускоряя шаг, направляется в новый дом. Ей все еще кажется, что за ней следят, и что за ближайшим же поворотом она увидит полицейскую машину. Или мистера Риддла. Или отца. Шаг становится еще быстрее, но она старается медленнее дышать, уверяя себя, что все это разыгравшаяся фантазия и просто постоянное ожидание беды. Она оглядывается по сторонам, уверяясь, что действительно поблизости ни души, прежде, чем свернуть к заброшенному дому на Пресс Роад. Быстрые шаги по ступенькам, и она плотно прикрывает за собой дверь, опираясь на нее спиной на мгновения ослепленная наступившей темнотой.
Окна первого этажа заколочены, и сквозь них едва пробивается очень тусклый свет. Нужна пара минут, чтобы глаза привыкли к темноте и начали различать силуэты. Беви делает глубокий вдох, и быстрыми большими шагами пересекает холл, соединявшийся с кухней. Ей не нравится первый этаж. Здесь есть приоткрытая дверь, ведущая в подвал. Оттуда тянет сыростью, холодом, и какой-то жутью. На пороге даже в этой темноте заметно что-то склизкое и темное, и девочка, быстро достигает лестницы, довольно шумно поднимаясь наверх, быстро пересчитывая ступеньки. Лишь бы ничто не ухватило за ноги, за щиколотки, не потащило вниз, туда, в темный страшный подвал, где, очевидно, водятся не только крысы и пауки.
На втором этаже светлее -  в коридоре разбито окно, и внутрь часто и обильно заносит снег. Коридор ведет в единственную комнату, где дверь не закрывается плотно. Майер заходит, сбрасывая рюкзак на расшатанный деревянный стул. И ей слышится хлопок входной двери. Не громкий с силой, после которого должно было бы последовать грозное «Беверли!», а тихий, словно ее хотят застать врасплох. Она замирает, перестает дышать и слушает, вглядываясь в полумрак комнаты. Ей кажется, что она слышит скрип ступенек и тяжелые шаги. А может быть, это вовсе и не папа, а… а что-то другое? Что-то из подвала. Взгляд судорожно мечется по комнате, в поисках хоть чего-то полезного, замечает несколько досок, брошенных под окном, предназначавшихся когда-то явно для того, чтобы ими, как и на первом этаже, заколотить окна. Беви в несколько шагов достигает их, хватая самую верхнюю в руки, закусывая губу, чтобы не уронить на пол тяжелую отсыревшую древесину. Она старается бесшумно вернуться к двери, и замирает за ней, вооружившись доской. И ждет, почти не дыша, только с ужасом вглядываясь в темноту и вслушиваясь в жуткие шорохи и скрипы. Ей кажется, что двери кто-то коснулся, легонько, раскрывая чуть шире, не настежь, но достаточно, чтобы можно было войти. Беви до крови кусает губы, до боли напряженно сжимая доску в руках. Ей чудится тень на полу, и она с криком выскакивает, нанося два последовательных удара, даже не видя куда и во что.

+1

3

Иногда совершения какого-то поступка достаточно мелочи. Незначительного изменения привычного сценария, один шаг в бок – и он уже привлекает внимание, заставляя оторваться от привычного алгоритма действий. Для меня этой мелочью стало изменение привычного поведения одного человека.
Возможно раньше, я даже не обратил бы на это внимание, но обстоятельства сложились так, что не заметить было невозможно.
А все дело в Бев.
Не то чтобы мы так много общались, чтобы я мог судить об этом, более того – вообще почти не пересекались, разве что в школе на уроках и в коридорах, но ни разу прежде она не дергалась от звука открывающейся двери или любого шума, даже совсем незначительного. Что могло произойти меньше чем за сутки, чтобы запугать ее до такой степени?
Откровенно говоря – что угодно. Много ли времени нужно, чтобы заставить оглядываться через каждую пару шагов, прятаться по темным углам и ходить по стеночке? Да несколько минут при должном старании, а судя по ее внешнему виду – кто-то очень старается и, возможно, не в первый раз. Узнать бы кто, да вот только она не ответит, я в этом уверен, поэтому не вижу смысла даже пытаться задать этот вопрос. Она отмахнется или проигнорирует, но точно не поделится подобной информацией. Я бы не поделился.
Мне бы забыть об этом, пойти домой и выкинуть из головы все странности, но оказываясь на школьном крыльце, я вновь вижу ее рыжие волосы и нервно поднятые плечи, постоянное оглядывание по сторонам, словно в опаске, что кто-то появится, внезапно, из-за угла или из машины. Очень странно, а главное, мысль о том, что она в опасности пускает корни в голове, не давая свернуть в другую сторону. Этому же способствует нежелание возвращаться в окружение стеллажей и комиксов, ворчания брата и необходимость наконец сесть за уроки, но случившаяся вчера вечером словесная перепалка убивает всякое желание заняться чем-нибудь полезным, как и спертая с кухонного стола бутылка с янтарным напитком, так любимым старшим Брайденом – чисто из вредности и совсем капельку – мести. Весь день она путешествует по школе вместе со мной, спрятанная на дне рюкзака и скрытая от всего мира блокнотом и тетрадками.
Глупее чувствовать себя просто невозможно, но я чувствую, следуя за ссутуленной фигуркой Беверли по улицам, не представляя, что сказать, если она обернется и заметит, спросит что-нибудь или прямо поинтересуется, с какого перепугу я за ее спиной. Придумаю по ходу дела, если появится необходимость, но мир мне благоволит – степень чужой напряженности позволяет мне оставаться незамеченным, хотя не то чтобы я бросался в кусты, которых здесь не наблюдается, каждый раз, когда Майер крутит головой по сторонам.
А вот конечный пункт путешествия вызывает изумление – что она вообще забыла в этом доме? Нет, я был тут пару раз, но то я, а то она. Вполне возможно, что мне лишь кажется, что она крайне прилична, может это лишь видимость, но рыжая прячется за закрытой дверью, позволяя не прижиматься к стене, в лучших традициях глупых шпионских фильмов, когда главный герой встает за хлипкую фиалку, а злодеи сразу же теряют его из виду. Магия, не иначе.
Что ты здесь делаешь, Бев? Это как то связано с твоим состоянием? С морскими сине-зелеными разводами под кожей, что служит не лучшим украшением для юной леди? С чем-то еще, что является твоей личной тайной?
Входная дверь закрыта и скрипит, если ее открыть, зато другая, сбоку от дома, подвальная – нараспашку. Я лично открыл ее, доломав навесной замок в прошлое свое появление здесь, поэтому не сомневаюсь в том, что через нее можно попасть в дом, к кухне.
Нельзя следить за людьми. Нельзя влезать в чужое личное пространство. Я часто повторяю это брату, в запале ссоры размахивая руками, очерчивая круг вокруг себя и объявляя, что я подобно хомяку в прогулочном шарике – хочу, чтобы он не влезал в этот шарик. Даже у мелких грызунов есть сомнительная, но вполне реальная пластиковая защита от неприятностей. У меня вместо пластика – способность раздувать скандал на ровном месте и нежелание мириться с чужими правилами.
Нельзя – и все же я спускают по деревянным ступенькам в подвальное помещение, протискиваясь мимо открытой двери, чтобы попасть в полумрак, растворяемый светом из окошка у самого потолка.
Подвал пуст, как и первый этаж, и шатаясь по нему я пытаюсь понять, что же сказать Майер, если – а точнее, когда – мы пересечемся. Воспримет ли она информацию о том, что я волнуюсь или лучше даже не заикаться об этом? Пока шел по улице, было проще, ведь она могла просто идти домой, а теперь получается, что я слежу, как влюбленный идиот. Да ну, чушь, как и фразы в духе «ой, и ты тут? Я не знал». Все я знал.
Вверх по лестнице, когда все комнаты оказываются просмотрены и пусты, все еще пытаясь выстроить в голове хоть какую-то логическую цепочку, которая могла привести меня – совершенно случайно – в то же место, что шла она. Случайно, совершенно случайно, но черт, Майер, у тебя все в порядке? Может быть тебе нужна помощь?
Количество ступенек неизменно, ровно столько же, как было в прошлый раз – капелька стабильности в нашем меняющемся мире. С последней – на лестничную площадку и к комнате, набирая воздуха, чтобы позвать Бев, предупредить, что она тут не одна и не напугать насколько это возможно, когда ты в заброшенном доме и кому-то приспичивает с тобой поговорить. Вот только решение сделать это явно запоздало с появлением – уши закладывает от чужого крика, а мгновением позже что-то с неожиданной силой бьет по голове, вышибая искры из глаз, заставляет отшатнуться и вскинуть руку к месту удара, пропуская еще один, на этот раз ниже, по ребрам, вышибая остатки кислорода, не потраченные на вскрик секундой ранее.
- Твою ж мать! – мир переворачивается и бьет деревянными досками пола в спину и затылок, в темноте перед зажмуренными глазами пляшут пятна, в ушах все еще звенит, а воздух оказывается на удивление неподатливым, не желая вновь наполнить легкие. – Стой, хватит. – голос больше похож на писклявое карканье птенца вороны, чем на привычный, но по другому не получается, увы, со стороны может быть смешно, мне уж точно было бы весело, не будь так больно. – За что? – я почти уверен, что все произошло с легкой руки Бев, вряд ли тут разом несколько человек ошивается и тем интереснее узнать, чем она так приложила. Будет интересно, через пару минут, когда хоть немножко отпустит.

Beverly Mayer: Получи, фашист, гранату)

+1

4

А тень просит остановиться, жалобно взывает к милосердию, и оказывается вовсе не монстром из подвала. Импровизированная деревянная дубинка, местами утыканная гвоздями, выпадает из рук, с гулким стуком соударяясь с грязным полом.
- Лекс? – вот уж кого действительно не ожидала увидеть.
Беви опускается на колени рядом все в ту же грязь, уже не заботясь о том, что на ней чистая школьная одежда, которую очень желательно сохранять чистой как можно дольше. Потому что быт здесь оставляет желать лучшего, и вода в этом доме только ледяная, а тепло отсутствует напрочь.
- Извини, - слабое, наверное, утешение, когда тебя дважды огрели доской, но кто же знал, что это будет Лекс.
- Очень больно? – встревоженный взгляд в чужое лицо обеспокоенно вглядывается в плывущий взгляд, а руки не знают, можно ли коснуться.
Беверли кусает губы, чувствуя свою вину за чужую боль, замечая небольшую струйку крови из ссадины на лбу. Она поспешно лезет в карман джинс, доставая белый платок с собственноручно вышитыми инициалами, придвигается ближе к пострадавшему мальчишке и прижимает к ране ткань, стремительно впитывающей кровь.
- Не двигайся, нужно чуть-чуть подождать, - хоть какое-то действие, похожее на исправление только что нанесенного увечья.
- Извини, - она не замечает, что повторяется.
Все еще испытывает чувство вины и одной рукой прижимает платок ко лбу Лекса, а другой несильно сжимает его пальцы. И нависает сверху, не давая пока ему возможности подняться с пола или хотя бы сеть на полу. Через несколько минут тишины Бев осторожно отнимает платок ото лба, наклоняясь еще чуть ниже, всматриваясь в полумраке комнаты в темную ссадину.
- Уже не кровит, - удовлетворенно констатирует Бев, откидывая рыжий хвост за спину и отстраняясь, давая, наконец, Лексу возможность по крайней мере сесть, - Что ты тут забыл?

+1

5

Чтобы было восстановить дыхание – считай до четырех, задержи дыхание, и так же медленно выдохни. Когда-то давно сказанное возникает в голове голосом брата, продираясь сквозь звон и звезды, что летают вокруг головы, подобно анимации мультфильма. Наша жизнь похожа на мультфильм, а, Бев? Что-то из серии Тома и Джерри определенно присутствует.
Проверенный почти-годами способ не работает – наполнять легкие кислородом становится больно после счета «два», что уж говорить о четырех, но чужой голос помогает сконцентрировать внимание на чем-то другом и отдать восстановление нормальной жизнедеятельности на откуп организму. Он умный, сам разберется, что к чему, да и бывало хуже – когда на задворках школы сцепились с хамами, решившими, что имеют право шутить на тему семьи, слишком больную тему.
- нет, вообще не больно. – минутка вранья, попытка помотать головой пресекается прикосновением ко лбу чужих пальцев и ткани – на мое же счастье, вряд ли этот процесс был бы приятным. Пальцы холодные, даже приятно, если не думать о том, что вряд ли здесь будет чем их согреть.
Зачем ты здесь, Бев? Отвратительное же место для девочки, особенно в это время года. Я бы сказал об этом, но сложно, когда взгляд глаза в глаза, рыжие волосы щекочут шею, а пальцы сжимаются на моих. Очень сложно, вот правда, а главное – не знаю, как объяснить хотя бы себе самому этот странный процесс. Что вообще происходит, м?
- спасибо. – с некоторым сожалением, когда отстраняется и садится рядом. Был бы рядом кто-то из друзей, точно бы начал шутковать на тему влюбленности, но это же не так? Наверное.
- мимо шел, дай думаю – зайду. – натянутой улыбкой и неловкой попыткой шутить избитыми фразами. и в самом деле, а как объяснить – следил за тобой и что-то показалось сомнительным поведение? Чисто случайно шел в другую сторону от дома, но следом за рыжим кроликом? Абсолютно не собирался сюда, но ноги сами привели, а тут оп – и ты?
Звезды медленно меркнут, правда не добавляя способности сконцентрировать внимание и разглядеть выражение чужого лица, дополнительно скрытое полумраком помещения, все еще невозможно, но я додумаю – на недостаток фантазии жаловаться не приходится. А вот говорить лежа – не удобно, а потому, опираясь ладонью в пол, медленно принимаю сидячее положение, рефлекторно прижимая вторую руку к ребрам, напомнившим о себе резкой болезненностью, заставляющей закусить губу – знатный должен быть синяк, раз так больно.
- мне показалось, что ты была чем то расстроена. В школе. Или напугана. В общем… - в общем переживание за тебя плюс обида на брата и вот я здесь. – решил спросить, все ли у тебя хорошо. Но в школе не получилось и вот… - отнятой от пола рукой обвожу помещение, впрочем, быстро возвращая ее назад, так как мир не желает быть стабильным без дополнительной опоры. – я здесь. - подвожу итог несвязной речи. - у тебя все хорошо?

0

6

Внимательный пристальный взгляд, пропитанный недоверием. Не недоверием, конечно, а ревностным желанием оберегать свои секреты от всех и каждого. Они же есть у всех. И у Лекса, наверняка. И она, между прочим, в них не лезла – его блокнот был возвращен владельцу нетронутым. Фотография выпала сама и была присвоена, а вот  в записи Беверли честно не лезла, хотя и была серьезная доля любопытства.
- Ты следил за мной! – констатация факта с нотками возмущения оттого, что очень не хочется отвечать на этот  слишком прямой вопрос. 
Да и что на него можно ответить? Последний год у меня все было плохо, и только теперь вот все может стать хорошо, хотя я и живу теперь вот здесь, а не дома, и очень боюсь того, что произойдет, если (или все же когда) мой отец найдет меня. Но я надеюсь, что этого не произойдет, и я никогда не вернусь домой. Кстати, вчера я приходила не столько вернуть тебе блокнот, сколько узнать про «Змей», чего так и не сделала. Давай поговорим об этом?
Беверли отодвигается чуть в сторону, чтобы можно было опереться спиной о входную дверь и вытянуть ноги. Достает из кармана пачку сигарет, еще пока почти полную, достает одну и прикуривает, выпуская в полумрак густой белый дым.
- Будешь? – вместо того, чтобы привычно убрать пачку обратно в карман, отчего-то протягивает еще не закрытую пачку Лексу. На самом деле – широкий жест. Она-то знает, что стащить сигареты удается не так часто, а курить в последние два дня она стала чаще, хотя мысленно и напоминает себе, что следует экономить буквально всё

+1

7

- есть немножко. – не видя смысла скрывать очевидное, согласиться проще, чем озвучить самостоятельно. Почему бы и да.
Вопрос остается без ответа, но, откровенно говоря, я и не ждал, что Беверли внезапно сядет по-удобнее и начнет рассказ о своей жизни. О ней наверняка есть что рассказать – когда все хорошо не оглядываются по сторонам, не сбегают в заброшенные дома, не щеголяют синяками на белой коже. Вот только между нами нет крепких дружеских отношений, складывающихся из многих лет безоговорочного доверия и взаимопомощи. Мы знакомы, учимся вместе и… пожалуй, все. Такая короткая история, не располагающая к выворачиванию наизнанку души в приватных разговорах. Она скажет – все в порядке, ничего не случилось, не произошло, а я кивну и сделаю вид, что верю каждому слову, хотя в глазах, интонациях и жестах будет читаться обратное.
Имею ли я право лезть в чужую жизнь? Конечно же нет.
- не знал, что ты куришь. – легким удивлением, когда воздух мешается с завитками табачного дыма, медленно расползающимися в разные стороны, наполняя помещение ароматом, щекочущим нос. Нет, я не курю, да, давай – садясь по-турецки, скрещивая ноги, чтобы было удобнее и вытаскивая из пачки сигарету, забирая зажигалку. Вдруг это правда успокаивает, как говорят взрослые, злоупотребляющие табаком? – спасибо.
Не знаю, как это работает, но первым же вдохом желание кашлять раздирает легкие и горло, останавливает лишь тот факт, что сделать это будет слишком больно, а потому оно компенсируется задержкой дыхания и отчаянной попыткой не показать, что понятия не имею, что люди находят в этом. Нужно было брать с собой термос с чаем или что-то подобное, но вместо этого рюкзак утяжелен толстым стеклом с алкоголем, бессовестно украденным у брата, так почему бы и нет? Зажав сигарету зубами, подтягиваю к себе рюкзак, дергаю жалобно скрипящую молнию и изымаю спрятавшуюся среди тетрадей бутылку.
Никогда не буду пить – детским обещанием, которое лишь крепко в голове, стоило взглянуть на дядю, а позже – на брата. Никогда – кажется, что слишком долго, но мое сократилось до шести лет. Я не умею держать обещания, так к чему пытаться сдержать это? Бутылка открывается, от нее пахнет чем-то весьма неприятным, так что же Оззи находит в этом дерьме? Непонятно. И все же – осторожным глотком, заменяя один мерзкий вкус другим.
- будешь? – повторяя чужую фразу, так же протягивая бутылку, как прежде были сигареты, разве что не на весу держа, а поставив на пол. – Оззи нравится.

+1

8

Едкий дым, пощипывающий язык, немного примиряет со сложившимся положением вещей, и первое негодование на слежку вроде как отступает на задний план, позволяя все же проявиться некому дружелюбию.
- Потому что надо на большой перемене со мной ходить на задний двор, - с улыбкой, и звучит почти приглашением, - за трибунами учителя никогда не «палят».
Место на заднем дворе за школой используется для занятий физкультурой на воздухе ранней осенью и поздней весной, однако, расположение трибун там самое удобное: они скрывают от посторонних глаз любого, кто там укроется, но открывают отличный обзор оттуда на любого, кто захочет приблизиться. Широкое открытое пространство до трибун оставляет время не только уничтожить следы маленького преступления, но и придумать правдоподобную причину пребывания там. У Майер даже припрятан там учебник математики. Отличное оправдание тому, что она там может делать: читать учебник так, чтобы не увидели и не засмеяли другие ученики. Подтянуть оценки надо, а прослыть заучкой – позор. Хватает и того, что она считается изгоем. В такую причину поверит каждый взрослый Лейкберри. Ну, может, за исключением ее отца, слишком хорошо знающего свою дочь. Но в целом место в любом случае отличное. Хотя курильщиков там, надо признать, немного. Обычно Бев там одна. Иногда там же бывает Генри из старших классов со своими громилами, но тогда Беверли приходится быстро уносить оттуда ноги. Пожалуй, это единственный минус этого места.
- Не знала, что ты пьешь, - эхом вторя Лексу. Похоже, зеркалить друг друга – главное их развлечение сегодня. И Беверли протягивает руку, обхватывая стеклянное горлышко. Она подносит бутылку к глазам, внимательно изучая этикетку. Не имеет значение, что это, имеет значение лишь тот комментарий, что это нравится Оззи. Майер делает глоток, слишком щедрый, чтобы это прошло гладко. Горло обжигает огнем, а глаза слезятся, и хочется хватать ртом воздух, выкашливая что-то острое и лишнее в этом всем.
- Не в то горло, - наверное, не очень убедительное оправдание, поэтому выдохнув, Беви делает еще один глоток, куда более осторожный, а оттого и не такой отвратительный. Сейчас задача непременно распробовать, что же так может в этом нравиться Оззи.
- Подарок от старшего брата? – короткий смешок, непонятно, откуда вообще возникший, и бутылка гулко касается пола, а губы вновь обхватывают сигарету, делая плавный вдох.

+1

9

- Я приму это за приглашение. – с улыбкой на губах, чередованием одного вдоха дыма и четырьмя-пятью холодного воздух в попытке осознать – зачем это делают? Зачем тратиться на табак, да к тому же имеющий миллион разновидностей? Должен же быть какой-то смысл – моральное удовлетворение, релакс, хоть что-то? На данный момент, единственная приятная вещь – это смотреть на маленькие облачка дыма, медленно растворяющиеся в воздухе.
У каждого свои причины ходить на трибуны. У меня же с ними связаны преимущественно негативные воспоминания – как спортсмен я не очень, поэтому долгое время единственной причиной находиться в непосредственной близи от спортивного поля было то, что здесь не задавали вопросы – деревянных скамеек с лихвой хватало на всех, кто не мог найти себе место в других углах школы. Я пристрастился к завтракам и обедам на свежем воздухе, когда сменил общество брата на приемную семью и для кого-то это стало отличным поводом для шуток, позже для драк, а когда ты видишь пространство вокруг себя на приличное расстояние это значительно облегчает жизнь – успеваешь сбежать, пока не поздно, ну или смириться с неизбежным, если бежать некуда.
Курение под трибунами прошло мимо меня, чтож, никогда не поздно наверстать.
- я не пью. – пожимая плечом и следя за тем, как рыжая давится тем пойлом, что потребляет брат в промышленных масштабах. Интересно, чувствует ли он вкус того, что пьет, или просто использует, как способ отпустить себя? Надо будет задать этот вопрос, как-нибудь между делом, хотя сложно придумать, как к нему подвести. «Привет, Оззи, как дела? Скажи-ка, а тебе нравится то, что ты пьешь?». Вероятно – да, потому что каждая разбитая во время очередного скандала бутылка вызывает у него приступы печали, если можно так назвать трясущиеся руки и невероятно громкий голос, который я, как правило, слышу уже через дверь. Традиция у меня такая – грохнул бутылку алкоголя, схватил рюкзак, сбежал раньше, чем успею огрести или заставят убирать свинство за собой. Не совсем честно с моей стороны, но кто говорит о честности?
- подарок? – задумываясь на пару секунд. Да, почему бы не счесть это подарком, в самом-то деле. – можно и так сказать. – киваю, перетягивая бутылку к себе и отпивая жидкий янтарь. Все такая же мерзость – так себе определение, если считать это подарком. – заботится о просвещении молодого поколения. Он у меня такой… заботливый. – спотыкаясь перед выбором прилагательного для описания Освальда. Я правда считаю его таким, даже не смотря на все, что между нами происходит последнее время. Может и я познаю дзен, когда пойму, что движет им в столь частых приступах алкоголизма и наши маленькие скандалы сойдут на нет?
- папа не будет ругаться, если почувствует это? –покачиваю бутылкой в руке, запивая слова… виски? Да, наверняка он. – он же вроде полицейский у тебя, если не путаю.

0

10

Вдох особенно длинный, и  на выдохе густой табачный дым струится плотными струями, плавно и лениво растворяясь в сумраке. В голосе Лекса слышится сарказм, и Беверли хочется пошутить в ответ. Как и отшутиться на следующий вопрос. Любым способом обратить ответ в юмор, посмеяться вслух, возможно, придумать целую детективную историю о сокрытии следов спиртного. Не рассказывать же в самом деле, что не ночуешь дома. Хотя было какое-то странное, доселе незнакомое чувство: она едва знала Лекса, но казалось, что он – хороший мальчишка, с каким можно дружить, какому можно немного доверять. И это могло быть здорово.
Но он задал очень острый вопрос. Беверли тушит о грязный дощатый пол окурок и пристально смотрит в сумрак комнаты перед собой, боясь взглянуть на мальчишку рядом. Боясь увидеть укор или насмешку в его глазах. Она не чувствует усталости и измотанности, смутно отдавая себе отчет, что держится сейчас скорее всего на нервном напряжении, но предыдущая ночь и весь день воспринимаются ею как сон.
Беверли Маейр все внимательнее и тревожнее вглядывается в пустоту перед собой, глядя сквозь пространство, оглядываясь в недавнее прошлое.
Ее отец не курил, почти не пил и не бегал за женщинами.  «Все женщины, которые мне нужны, у меня дома», – время от времени говорил он еще в те времена, когда была жива Элфрида, и какая-то особенная, тайная улыбка мелькала на его лице – не освещала его, а скорее наоборот. Улыбка эта напоминала тень от облака, которая быстро бежит по каменистому полю. – Они заботятся обо мне, а я, когда это необходимо, забочусь о них. И забота его была искренней, но опасной. Иногда чересчур. Иногда, даже когда не была необходима.

- Кто-то подглядывал за тобой, Беверли? Да? – его голос звучал негромко, когда она, бывало, возвращалась летом с пляжа, но рука выстреливала вперед, и он хватал ее за предплечье, сжимая так сильно, что пальцы впивались в нежную белую кожу. На лице отражалась озабоченность, но озабоченность хищника, которая скорее пугала, чем успокаивала.

- Беверли! Иди сюда, немедленно! – Бев вздрагивала при этих словах. Но вопрос, идти или не идти, не возникал. Если б они стояли на краю высокого обрыва, и он велел бы ей шагнуть вперед ("прямо сейчас, девочка"), инстинктивная покорность заставила бы ее сделать этот шаг, прежде чем здравомыслие успело бы вмешаться.
- Почему мой завтрак еще не готов? Мне уже пора на работу! – Беверли знала, что не опоздала ни на минуту с приготовлением утренней трапезы, но отца разбудил не будильник, а телефонный звонок, поэтому он должен  был уйти раньше. Она поспешно спустилась в кухню,  приготовила Элвину завтрак: апельсиновый сок, яичницу, гренок по эл-майерски(хлеб подогревался, но не поджаривался). Отец сидел за столом, прикрытый газетой. Он съел все.
– Где бекон?
– Больше нет, папа. Последний вчера закончился.
– Поджарь мне гамбургер.
– Остался только маленький ку…
Газета зашуршала, опустилась. Взгляд серых глаз упал на Бев, как гиря.
- Что ты сказала? – мягко спросил он, но ясно было, что за этим безветрием скрывается буря.
– Я сказала, уже жарю, папа, - поспешно поправляется Беверли, помня, что сегодня не лучшее утро для споров, а отсутствие необходимых продуктов в холодильнике  - ее недосмотр.
Мгновение Элвин смотрел на дочь. Потом газета поднялась, а Бев поспешила к холодильнику, чтобы достать мясо.
Поджарила гамбургер, размяв остатки мясного фарша, которые лежали в морозилке, в котлету, чтобы казалось побольше. Отец съел все, читая страницу спортивных новостей, а Беверли готовила ему ленч: два сандвича с паштетом и сыром, большой кусок пирога, который она испекла вчера, и термос с очень сладким кофе.
- Приберись сегодня в доме. Черт побери, ты устроила какой-то бардак! Я целый день подчищаю грязь в этом городе, и не хочу приходить в свинарник. Учти это, Беверли.
– Хорошо, папа. Обязательно.
Он поцеловал ее в щеку, грубовато обнял и ушел. Как и всегда, Беверли подошла к окну своей комнаты и наблюдала, как он идет по улице. Как и всегда, испытывала безотчетное облегчение, когда он поворачивал за угол… и ненавидела себя за это.
Но она чувствовала, и как любит его. «Я никогда не накажу тебя, если ты этого не заслуживаешь», – сказал он ей однажды, когда она крикнула, что не заслужила наказания. И, конечно, говорил правду, потому что не был чужд любви. Иногда он проводил с ней целый день, показывал ей, как что делать, или что-то рассказывал, или гулял с ней по городу, и когда она видела от него добро, ей казалось, что сердце ее может раздуваться и раздуваться от счастья, пока не лопнет. Она любила его и пыталась оправдать причину, по которой ему приходилось так часто наставлять ее на путь истинный. По его словам выходило, что это порученная Богом работа. «Дочери, – говорил Эл Майер, – в большей степени нуждаются в наставлениях, чем сыновья». Сыновей у него не было, и Бев смутно чувствовала, что в этом отчасти есть и ее вина.

Беверли моргает, отводя взгляд от воспоминаний, чувствуя, как разом обрушивается с вопросом весь груз последних лет. Острый вопрос Лекса, простой и при этом сложный, полный каких-то зловещих намеков, мутный, как старый кофе. И вместо того чтобы отшутиться, она разрыдалась, закрыла лицо руками, пряча мокрые глаза и покрывшиеся пятнами щеки, но не в силах сдержать ни хлынувший поток слез, ни всхлипы.

+1


Вы здесь » Поттерландия » Лейкберри » плохой пример [16/01/2018]