Силы на исходе. Он помнит, что обещал брату попробовать собраться и наладить их жизнь. Обещал себе, что действительно постарается. Но нервы ни к черту и демоны внутри беснуются такому повороту событий, сама жизнь против. Сто и одно оправдание почему Оззи Брейден, несмотря на все обещания вновь направляет свой фордик в сторону паба. Он не будет нажираться до беспамятства, хорошо? Он вернется до того, как Лекс пойдет спать, ладно? Уговаривать свою совесть с каждым разом становится все тяжелее, но многолетний опыт дает о себе знать. Совесть всегда напивается первая. Один шот – и совесть уже не так строга, теряет бдительность; второй шот – и совести уже начхать на тебя; третий – и она спит глубоким сном. Другие чувства и ощущения немного более устойчивы к спиртосодержащим, но сегодня Освальд решает, что усыпит только совесть, и ничего больше. С остальным справиться сам. Начинать новую жизнь надо с малого. Борьбу с алкоголизмом тоже не стоит начинать с резкого отказа от любого алкоголя. По крайней мере, Оззи искренне в это хочет верить, иначе он – бесхарактерный слабак.

Его фордик останавливается рядом с пабом, уже ставшим родным. За последний месяц он натворил дел в этих стенах, до сих пор удивляется, как на входной двери не висит его фотография с надписью: «НЕ ОБСЛУЖИВАТЬ». Возможно, владелец заведения следуя старой байке и ценит в Освальде клиента, ведь он может и не приносит самую большую выручку, но уж точно отдает всё то последнее, что у него осталось, а по мнению каких-то древних философов и писательниц девчачьих романов, это и есть самое ценное. Так или иначе, было бы очень печально однажды обнаружить, что в заведении, где Освальд проводит бессовестно большое количество времени, его больше не ждут. Да его и так не ждали особо, но по крайней мере не выгоняли. Уже с порога Брейден понимает, что для субботы паб необычайно пуст. Особенно учитывая, что иных развлечений на вечер выходного дня в Лейкбери не так много. Оно и к лучшему. Меньше знакомых – меньше разговоров – меньше шансов попасть в очередную передрягу. Он проходит к барной стойке, его любимое место в дальнем углу занято, поэтому он садится ближе к середине.

— Эй, Карл, плесни как обычно, — Оззи любит эту смену (а он знает рабочее расписание ребят лучше самих ребят), любит тихого Карла, который смотрит на Оззи как на говно, ничего не говорит против, не возражает, когда Оззи начинает рассказывать какие-то странные истории, и, сука, все запоминает. Карл за одну субботнюю ночь может узнать больше секретов города, чем пастор во время исповедей за всю жизнь. На исповеди ты каешься, Карлу – хвастаешься. И хоть слегка презрительный взгляд выскажет свое явное неодобрение, но ничего не ответит и никому не расскажет. По крайней мере, Брейдену казалось, что бармен может быть и ходячая шкатулочка с секретами, но всё-таки закрытая шкатулочка. Двойной джин без тоника, в первом – никакого льда. Оззи выпивает залпом, бармен уже готовит второй, со льдом, который Брейден всегда цедит гораздо медленнее, по большей части рассматривая блики тусклого света в стакане и наслаждаясь приятным холодом.
— Никаких историй сегодня, ты итак в курсе всех новостей, — отвечает Освальд на молчаливый вопрос бармена. Бармен точно был в курсе самой отвратной новости месяца, еще в начале месяца Освальд устроил показательную «казнь» в этом самом месте и до сих пор не понимает, как это сошло ему с рук. Кажется, повезло, что его жертва (эта сволочь, что разгромила его магазин) оказалась слишком гордой и не подала заявление. Лейкбери, конечно, чтит законы улиц и всё такое, но, если бы мудак решил заявить на него, свидетели бы нашлись. Ему стоит держаться от всего этого подальше, выпускать своих демонов только в бойцовском клубе, который никакие представители закона не трогают. А то так и в тюрьму угодить не долго, или, что в сто крат хуже, он может и опекунство над Лексом потерять. Вообще, Оззи жил в постоянном страхе, что кто-то заявиться и скажет, что он слишком дерьмовый человек, чтобы быть опекуном, в любой момент. Причин назвать его непригодным для этой роли более, чем достаточно. К примеру, он оставил брата одного, чтобы поехать и выпить. Чем вам не причина назвать его ужасным братом?

— Офицер, — Оззи обращает внимание на человека, занявшего его любимое место, и со смешком на губах понимает, что сидит рядом с представителем закона в тот самый момент, когда рассуждает в мыслях о своем бессилии как гражданина отстоять какие-либо свои права. Судебно-правовая система города очень сильно его подвела в свое время, не удивительно, что мальчик вырос с устоявшимся мнением, что все копы – моральные уроды. Особенно учитывая, что после смерти родителей, ему не только пришлось испытать это на своей шкуре, но и приходилось слышать подобные заявления от новоявленных родственников. Оззи смотрит на мужчину без какой-либо ненависти или неприязни. Работа есть работа, от чего-то сейчас он видит не офицера полиции, который мог бы как-то испоганить его день (а ему кажется, что они там в своей конторе только этим и занимаются), а просто человека, уставшего и обремененного земными проблемами, как и все вокруг.
— Тяжелый день? — как-то между прочим спрашивает Оззи и отвлекается на свой стакан, опустошая содержимое залпом. Он кивает бармену повторить и обращает свой взор на неожиданного собеседника. Почему-то после всей чертовщины последних недель, Оззи чертовски хочется отвлечься от своих проблем на чужие, поэтому он вполне дружелюбно спрашивает у офицера:
— Что вы пьете? — и кивает бармену, молча говоря, что бы записали на его счет

Одна из причин частых появлений Оззи в баре – это удивительное спокойствие, наполняющее душу. Здесь он как в своей тарелке, на своем месте. Прирос к барной стойке, стал её частью и паб уже не представляется горожанам без накинувшего пару двойных Оззи Брейдена. Его можно увидеть здесь чаще, чем некоторых работников, которым он уже осточертел. Но Брейден слишком пьян, чтобы это понимать. Пару стаканов горячительного и его уже не заткнуть. Он любит барные поддатые разговоры, как бальзам на душу. Здесь у всех проблемы и Брейден готов их выслушать, потому что так легче справляться со своими.
— Извините, совершенно не помню вашего имени, — признается он и улыбается. У него вообще достаточно плохая память на имена, но он хорошо запоминает лица и другую информацию. К примеру, он точно помнит, что человек перед ним – офицер полиции (звания не помнит) и что у него точно есть ребенок (пола и возраста не помнит). Он допивает свое пойло и с грохотом ставит стакан на барную стойку. Сколько он уже разбил таким образом? Когда Оззи выпивает слишком много, ему трудно контролировать свою силу. На фразу неожиданного собутыльника усмехается, — Ну, офицер, это лучше, чем тяжелая жизнь.

Он поворачивается всем корпусом к мужчине и поджимает губы, замечая, как приободряется полицейский. И почему говорят, что алкоголь вреден? В большинство народу в этом городе, сорокапроцентная может вернуть жизнь и огонек в глазах, хоть и ненадолго. На предложение офицера Оззи лишь криво улыбаясь, махает рукой, мол наливайте. Отказываться от бесплатного пойла не в его привычках. Не то чтобы он всеми ухищрениями пытался прибухнуть бесплатно (это существенно бы повлияло бы на его бюджет, безусловно в плюс), он и сам с радостью наливал, но всегда было приятно найти собутыльника. В одиночку пьют алкоголики, а он делал это слишком часто. Бармен разливает текилу, и Освальд с презрением смотрит на лимон. Зачем? Все эти церемонии убивают саму первопричину и первоцель алкоголя. Поэтому он берет стопку и вместо ответа на вопрос выпивает, закидывая голову. Чувствует, как жидкость проваливается в желудок, оставляя неприятное послевкусие. Бывает, Оззи сегодня ничего не ел, но в алкоголе есть калории, он проверял.

— Ну, — витиевато начинает он, опираясь о стойку, и ловля взгляд бармена, чтобы тот сейчас же повторил, —  Спрос есть, подростки комиксы любят. Поверь, сам недавно из переходного возраста только вылез. Но загвоздка в другом, — бармен подходит с бутылкой и Оззи с недовольной миной останавливает его попытку налить им еще по стопке, махом руки требуя сразу бутылку, которая тут же ставиться на барную стойку, а сам Карл уходит в другой угол, понимая, что у этих двоих сегодня самообслуживание. Карл не редко пытался воспользоваться своим священным правом бармена не наливать слишком пьяным, но с Оззи такой трюк никогда не проходил, да и платил по счетам тот исправно, по большей мере потому что отдельный счет ему уже не открывали и требовали выплачивать все не покидая бара даже на перекур. Как хорошо, что курить не запрещали и внутри. Поэтому Оззи разливает им еще две рюмки, и пододвигает пепельницу к себе поближе. Зажигает никотиновую палочку и выдыхает в сторону, чтобы не беспокоить собеседника. Чего-чего, а курить человеку в лицо Освальд никогда не смел, как и старался не курить при детях.
— Вот ты, — Освальд сам не заметил, как они перешли на «ты», но это делало всё намного проще, — Давал бы ребенку деньги на комиксы? — ему не нужен ответ, потому что Брейден итак знает отношение большинства родителей к увлечению своих детей, это только у него родители наоборот поощряли его интерес, но им-то и тратиться дополнительно не приходилось, — Ни один родитель не желает тратить драгоценную копейку на такую чепуху, а денег с обедов у мелких хватает на какой-нибудь старый выпуск девяноста пятого раз в месяц, так что ответ на твой вопрос – не окупается.

Он выпивает еще стопку и тут же наливает еще. Затягивается и чувствует, как тело расслабляется, да и сознание перестает бить тревогу каждую секунду его существования. А Лекс потом спрашивает, почему он пьет. Свихнулся бы давно, от нервов и постоянного страха мальчишку потерять. Он смотрит на своего собеседника и вспоминает, что у него точно дочка. Живут они неподалеку и Брейден не редко их видел. Но как бы он не старался, вспомнить лицо девочки, или хотя бы примерный возраст вообще не может.
— У тебя же дочка есть, да? — между прочим спрашивает Оззи и вновь зажигает потухшую сигарету, — У меня брат младший, пятнадцать лет. Ебанутый возраст. Твоей сколько?
Алкоголь согревает изнутри и развязывает язык, но Освальд не особо остерегается. Ничего лишнего даже в пьяном бреду, он никогда не говорил. А такие разговоры как бы ни о чём, верные спутники барных застолий.

Очередная затяжка и дым кажется уже не выходит обратно. Кажется, дым пробирается в мозг, туманит сознание и Брейден с облегчением выдыхает. Когда-нибудь он сможет сдержать слово, данное брату, когда-нибудь он не будет сбегать из дома, чтобы выпить. Но прошло уже столько лет с тех пор как жизнь пошла под откос, но он так и не научился мириться с реальностью на трезвую голову. Иногда ему кажется, что в этом и вся суть проблемы. Он даже не попытался проблемы решить, с эмоциональными переживаниями справиться, просто решил убежать в алкогольное забытье. Так легче, так проще. Он стал на семь лет старше, но ни каплю мудрее, чтобы понять, как с такой жизнью уживаться.

Он смотрит на Элвина пьяными глазами и теряет суть разговора. Находит и снова теряет. Мысли не хотят собираться в кучку, поэтому он наливает еще шот и отправляет внутрь. Сознание визжит: еще, еще, отпусти, сдайся. С губ срывается тяжелый вздох и Оззи пытается утихомириться никотином. Он краем ухом улавливает фразу Майера про заявление, но тупит. Алкоголь мешает обрабатывать информацию, и он лишь вежливо кивает, мол всё ещё участвует в разговоре. Ему хочется хихикнуть на «тыковку», но он себя сдерживает. Улыбается и отводит взгляд. От одной мысли, что подобными «ругательствами» он мог бы одаривать брата, становится невыносимо смешно. Тыковка. Он обязательно так его назовет при друзьях. Или начнет называть своим барашкем за кудри, которые брат наотрез отказывается стричь.
— Может они с Лексом даже в один класс ходят, — замечает Брейден и мило улыбается. Когда он успел стать таким старшем братом на максималках? От гормонов в пиве материнский инстинкт проснулся и зашкаливает (и к черту, что гормоны в любимом напитке американцев – это миф), Оззи уже и забыл, когда в последний раз толком отчитывал младшего. Всё бегает и прыгает вокруг как еврейская мамаша, поправляя каждую выбившуюся волосинку. Конечно, это после всего, что случилось в этом месяце, у него повышенная взвинченность по любому поводу, а после того, как брат его напугал, исчезнув со всех радаров не предупредив, Освальд до сих пор с тревогой смотрит, как Лекс исчезает в дверном проеме. Вдруг что. Лейкбери уже не тот тихий спокойный городок. Но при этом он всё так же сбегает в ночь, оставляя брата одного. От собственной слабости сердце тупо кольнуло, и он привычным движением похлопал себя по груди чуть-чуть откашливаясь.

— Пардон, — вежливость из разряда «пустой звук» и он обращает внимание на протягиваемую ему потрепанную фотокарточку. Голубые глаза на веснушчатом лице он узнает сразу, как и имя, режущее в этой ситуации слух. Шестеренки в голове начинают усердно работать, складывая цельную цепочку и он поджимает губы, одаривая собеседника пресной, фальшивой улыбкой, — Милая, — говорит потому что должен что-то сказать. Нельзя смотреть на фотографии чужих детей и не одаривать их комплиментами – это табу, дурной тон. Но голова уже кипит от мыслей и догадок, и ему нужен еще один шот, чтобы привести эту кашу в голове в нормальное состояние. Тушит сигарету, наливает себе, подливает Элвину.
— Будем, — не чокаясь и даже не взглянув на Майера, опустошает очередной шот, уже даже не может вспомнить который по счету. Но сейчас Оззи чувствует себя трезвее трезвого. Тревожные подозрения закладываются в голове параноидальными мыслями. Он знает Бев, знает её веснушчатое лицо, украшенное синяками, ссадинами и отеками, знает, что Элвин живет буквально напротив, Освальд видел его постоянно, а вот Бев в последнее время – нет, только если она сама не заходила в магазин. Вспоминает тихое про заявление. Проще, чем два плюс два.

— Да я же знаю твою дочку, Элвин, — голос пьяный, почти веселый, но Брейден наотрез отказывается смотреть в сторону полицейского. Сейчас его взгляд может выдать его с потрохами, — Видел её недавно.
Дрожащими пальцами выуживает из кармана и закуривает. Это надо же. Он позволил ребенку в беде уйти из магазина непонятно куда и к кому, даже не задумался, даже не волновался, хотя у Бев всё на лице было написано. Почти буквально. Брейден всегда любил детей, был первой нянькой на деревне и не меньше времени проводил с братом и его друзьями, чем со своими школьными приятелями. Но тогда всё было красочно и радужно, сейчас все стало темно и уныло, поэтому и его любовь переросла во что-то новое.
— Слушай, — Оззи делает глубокую затяжку, и выдыхает на собеседника клубы дыма, — Скажи мне, Элвин Майер, полицейский, хули твоя дочь вся в синяках и ушибах ходит?
Ему почему-то не вериться, что Майер не уследил. Ему почему-то не вериться, что это несчастный случай, больше не вериться, что это школьные кошачьи драки. Если ребенок убегает из семьи, значит там его не любят. Если ребенок в синяках убегает из семьи, значит его там бьют. А этого заслуженный алкоголик Лейкбери позволить не может.