Тонкая вуаль опускается молочным туманом, скрывая лицо невесты от зла и грязи человеческого мира, оберегая хрупкую душу до момента перехода под власть и защиту другого мужчины. Небольшая комната полнится холодным рассеянным светом, столы убраны белоснежными скатертями и свежими цветами, крохотные букеты в стеклянных вазах, шелковые ленты, вскрытая бутылка шампанского и недопитый бокал совсем рядом, серебро десертных вилок. Взгляд в пол, склонив голову послушно пред священнослужителем, внимая последним наставлениям, Шарлотта смиренно шептала молитвы, не веря в чистоту своей души. И если зажмуриться, если очень сильно пожелать, то можно было стать совершенно нормальной, порядочной, мечтать о простом женском счастье, о котором все так твердили: семья, дом, дети. За два месяца проведенные рядом с новоявленным женихом, Лотти не смогла написать ни одной картины, по первой перемывала кисточки остервенело, ходила вокруг мольберта, бралась за карандаши и альбом, но позже посредственный досуг вытеснил скудные попытки. Нужно было всего лишь смеяться над глупыми шутками, ежедневно готовить еду, выслушивать строгие комментарии жениха о воспитание его детей и не перечить. Можно ли назвать это счастьем? Шарлотта не могла дать однозначного ответа, отвлекаясь на пасмурное небо за окном, плывущие мимо серые облака. Дети вызывали все лучшее в душе, грели теплотой семейных уз несмотря на шкодливость или эгоистичность, любили в ответ открыто и преданно. Рид нравилось валяться на диване и читать с детьми книжки вслух, засесть за настольную игру зимним вечером или испечь совершенно кривой, но до одурения вкусный вишневый пирог, по-детски размышлять о жизни и мире со старшими детьми или устраивать потасовку среди подушек, с придыханием вслушиваясь в этот заливистый звонкий смех. Эта была та самоотверженная, абсолютная любовь, которая порицалась обществом, Лотти могла прослыть плохой матерью, ведь она не ругала мальчишек за слезы, а девочек за интерес к математике или агрессивному спорту, спокойно относилась к самым провокационным вопросам или проявлению жестокости души. Но к Джеймсу чувства так и не появились. Уважение граничившие с дружбой станет хорошим фундаментом для брака, - давно поселившаяся расчетливая мысль, мужчина не искал глубокой страсти, но желал увидеть хозяйку в своем доме, мать своим детям. Разве от такого предложения можно было отказаться? Дочка пастыря раз за разом уверяла себя в правильности принятого решения. Другого шанса не будет.

В церкви толпятся люди, женщины красуются шляпками и перчатками, сплетничают, одергивают детей, которым надоело быть послушными и нарядными, мужчины обсуждают последние новости в городе, но каждый прячет страх, на лицах намеренно широкие улыбки. Праздник на сотню приглашенных персон и чересчур богатое убранство для венчания отца трех маленьких детей и школьной учительницы, но Шарлотта не смогла совладать с непоколебимым желанием жениха устроить пышное гуляние, малодушная попытка утереть нос бывшей жене или прошлому любовнику новой. Лотти оглаживает подол платья, разглядывая свой светлый образ в зеркале с тоской и необъяснимой тревогой, перебирала кружево юбки и рукава, платье подобрали по всем канонам, утянули непослушные локоны назад и покрыли лаком, выбелили и без того бледное лицо и лишь красные от слез или раздражения глаза разрушали неуловимую красоту. Художница ходит по комнате неровным шагом, отмеряя тягостно тянувшееся время ожидания, чувствуя себя вольной птицей в клетке, сжимала пальцы в нерешительности, замирая насторожено, стараясь найти в себе силы, чтобы пойти против давления общественности, против условностей. И как же хотелось просто сбежать! Рид помнит, что нельзя плакать, ведь ей так долго наносили макияж, нельзя сидеть, чтобы подол не пошел складками, нельзя пить, чтобы не захмелеть и совершенно нельзя думать, иначе нервы сдадут. За дверью шум, время пришло, и девчонка поспешно цепляется за бокал, осушая одним глотком, промокая губы салфеткой и возвращая вуаль на место. К черту. Художница выдыхает коротко, собираясь с мыслями и не отрывая внимательного взгляда от двери, сейчас должна зайти Никки и сопроводить к алтарю, передать из рук в руки Джеймсу, а после долго и радостно аплодировать, когда пройдя все церковные обряды, подруга скажет роковое «да». Лотти нервничала, плечи пробивала легкая дрожь, руки не слушались и все внутри скручивало от мысли о предстоящей жизни с Джеймсом. Всего лишь предсвадебный мандраж. Но отчего такое стойкое ощущение, что в мужья выбрала не того? Преступные мысли, от которых нужно было как можно быстрее избавиться, ходьба по закрытому помещение не помогает, и сконцентрироваться так сложно, сумбурные, хаотичные переживания и воспоминания лезут наружу, заставляя возвращаться в последнюю встречу с господином хозяином ада. Рид останавливается посреди комнаты, с трудом сдерживая подступившие слезы, глаза саднило от косметики и желания плакать навзрыд, сердце билось так медленно и туго, словно не желало более жизни. Эти два месяца выдались для Майера сложными, пропажи людей в городе, потом еще и дочь, решившая погулять, Шарлотта старалась быть безучастной, холодной, отстранялась по возможности, чтобы спасти нервы и себе, и бывшему любовнику. К чему докучать? Касаться Его даже в мыслях было так больно. Художница дышит глубже, смотря в потолок, сегодня все должно закончиться и это главная причина, чтобы у алтаря сказать заветное «да». Шум за дверью затихает, но Никки от чего-то медлит, совладав со слезами, Лотти бросает последний взгляд в зеркало, красные глаза можно списать на слезы радости, девчонка улыбается неуверенно в попытке себя подбодрить и все же открывает дверь самостоятельно. Он. Сердце мертвым грузом уходит в пятки, все тело кричит броситься бежать, ухватить вилку, что на столике рядом, но художница не двигается, почти силой заставляет стоять себя на месте. Всего лишь видение, призрак прошлого. Пусть первый заместитель шерифа и получил приглашение на церемонию, но его здесь точно быть не может.

Призрак утерянного прошлого. Больная фантазия разыгравшегося воображения! Уверить себя в иллюзорности мгновения так сложно, и сквозь аромат свежих цветов так не кстати пробиваются агрессивные ноты мускусного одеколона помощника шерифа, душного табака, и чудится соленый запах взмыленного мужского тела. Его тела. Шарлотта вдыхает жадно, словно изголодавшийся пес бросается к брошенному куску мяса, но отводит взгляд в сторону, прячет болезненное переживание, сжимает пальцы до бела. К чему было приходить? На расстояние притворяться было легче, улыбки выходили почти натуральные и голос не срывался на крик, руки оставались крепкими и не исходили дрожью. Обмануть и обмануться. Притвориться мертвой было бы лучшей идеей, белый саван и изгиб нежных лилий, сыграть по нотам выученную с годами роль, обратиться сломленной, обескровленной, как того, хотел господин Хозяин ада, принять без колебаний его решение на веру. Лотти тушит взгляд о затертый дощатый пол, но не может укрыть пламя собственной прогнившей души за образом добропорядочной славной девочки, пасторской дочки. Дыхание перехватывает, сковывает легкие железный обруч и за каждый клочок кислорода приходится бороться с собственным телом. Два месяца идеальной игры для того, чтобы сорваться у самого алтаря? Оставалось всего лишь десять минут, и короткое «да» обрубило бы губительную связь, время истерло бы воспоминания о каждой пылкой ночи, проведенной с Элвином, о его сильном теле и самодовольной мальчишеской ухмылке, что рдела, стоило перехватить власть. Сердце бьётся так гулко и больно, Лотти инстинктивно касается ладонью груди, оглаживает в попытке успокоить взявшуюся ниоткуда тахикардию. Девчонка сглатывает поспешно, но в ушах все еще пульсирует ритм зачастившего пульса, кровь разбегается по венам, становится тепло и даже жарко, ведет голову от злости, ярости. Его слова лишь распаляют.

- Я хочу всадить тебе нож под ребра. – Хлесткая фраза, Шарлотта поднимает горящий взор на копа, не в силах больше таиться. Ведут себя словно звери, кусаются, убегают друг от друга, и все же оказываются заперты в одной клетке, чтобы нанести друг другу еще больше увечий. Художница молчит, вглядываясь в сталь Его глаз, ища отблеск былого огня. – Хочу поворачивать его раз за разом, чтобы ты истек кровью. - Не было на этом свете цепей, что могли бы удержать от пьянящего акта саморазрушения. И даже оковы брака были сомнительным решением. Лотти не отводит взгляда, полного черного пепла ненависти, выговаривая каждое слово с особым наслаждением, почти чувствуя в руке шершавую ручку ножа, напряжение с которым лезвие войдет в человеческую плоть и вкус крови на губах. На Его губах. Оказаться бы на Его коленях, прильнув в жестком поцелуе, задыхаться и желать, словно в последний раз, стесывая пальцы, стягивая поспешно одежду. Художница не скрывается, смотрит с горечью, ступая по следам копа, приближаясь к цитадели невыразимого отчуждения. Ненависть не смогла преодолеть вожделение, не высекла привязанность на корню, как планировалось, вросла плотно, проломив грудную клетку. Идея была блестящая. На белесых хрупких запястьях ни одного синяка, сошли за два месяца, напрягаются жилы под нежной кожей, тонкие пальцы откидывают призрачную вуаль, ловко вытаскивая заколки, чтобы окончательно снять свадебный атрибут, откладывает в сторону намеренно спокойно. Сколько у них есть времени? Шарлотта поднимает взор на мужчину, не ищет ответов, уже знает. Никки притихла не из тактичности, а потому что валяется в коридоре, оказав сопротивление Майеру. Бежать и справляться о состояние подруги смысла нет, если бы Эл захотел, он бы мотоциклистку прикончил, если не хотел, то аккуратно вырубил, возможно, даже ничего не сломав. Вздымается девичья грудь, утянутая в тугое платье, шнуровка душит, не позволяя дышать полной грудью, как это всегда случалось рядом с копом. – Майер, - Девчонка говорит с вызовом, перекатывает по языку тягучую смолу Его имени, приподнимает подбородок, оказавшись совсем близком, вторгаясь в личное пространство. - Еще раз попробуешь меня оттолкнуть, я выжгу тебе душу. – И так необходима ярость или усмешка в этой ситуации, но Лотти говорит слишком серьезно, рассматривая гуляющие по лицу Элвина тени, смакуя тьму, залегшую в углу глаза, ткнув все же пальцем в мужскую грудь, словно ставя точку. Художница не до конца верила, что господин Хозяин Ада был из плоти, не мираж. И было в этом прикосновение что-то болезненное, заставляющее сердце исходиться спазмами, Рид прекрасно ощущала, как дрожит её рука, как все нутро переворачивается от отвращения, от предвкушения очередной порции боли, сжимается от страха под занесенной рукой, но не могла остановится. – Разве твое сердце не ускорят темп? – Короткий вопрос, Шарлотта хотела бы добавить пошлого флирта в слова, перца, но лишь голос отдает холодом металла, девчонка буквально ломает себя, скользнув ладонью по чужой груди. Прикосновения к Майеру приносили почти физическое страдание, словно намеренно держать раскалённой прут в руке. – И твоё дыхание не прерывается?

Под ладонью пекло Его тела, течет раскаленная сталь по венам, наполняя эти руки силой, заставляя подниматься раз за разом, идти наперекор обстоятельствам, и даже ткань футболки не может скрыть неровного дыхания, почти судорожного, на грани жизни и смерти. Легкие в Его груди, словно горнила, раздуваются, наполняя нутро дымом и жаром, искры этого пламени так отчетливо читаются по глазам, но Лотти жаждет коснуться сердца. Истекающего кровью куска мяса, заключенного в плен стальных предрассудков, но все же бьющегося несмотря ни на выучку отца, ни на общественные стереотипы и чужое представление о настоящем человеческом счастье. Не отнять слабой руки от Его груди, не отвести взора под чувственным «Лотти», захлебнувшемся в переполняющих эмоциях и звоне стекла, Шарлотта шагает в сторону, отступает инстинктивно за спину копа, не в силах сориентироваться, но двигаясь по инерции, прижимая платок к лицу, сладость пьянит, губы пересыхают и дышать невозможно, коротким рывком девчонка открывает дверь, слишком легко, и вскрикивает от уведенного. Все призраки прошлого собрались на пути к алтарю, всплывая забытыми историями, словно шкатулки с секретами, вскрываются тайна прошлого. Спустя годы, но все же так легко усмотреть в этих чертах лица знакомый профиль, во взгляде привычную надменную усмешку, и запястье уже в плену цепкой хватки. Рывок, художница еще старается вернутся в комнату, уж лучше неизвестность, смерть, чем попасть в руки Шейну, но сознание ведет, размываются границы реального, в последних всполохах увиденного грузно оседает Эл на пол.

Обнаженное плечо зреет рассветом во тьме, пляшут отсветы огня по батисту женской кожи, от сладостного перламутра до обжигающего карминного, пунцовые полосы рассекают заревом и истончаются в изгибе спины, пузырятся и набухают, в них жар всего мира, неистовая тяга к жизни и обреченный конец. Блестит драгоценная россыпь утренней росы, сходят капли по крутому скату шеи, и треск зашедшихся поленьев в камине где-то совсем рядом. Шарлотта упрямо смотрит вперед, сжаты зубы и руки неестественно вывернуты назад, привязаны к стулу, в комнате свежо, пахнет лесом и костром, грязные шторы в выцветший цветок дергаются на ветру, хлопает форточка под напором ветра за окном, стемнело, комната утопает во тьме, освещенная единственным источником света. Охотничий дом, коих много разбросано в лесах Лейкбери, основная комната со спартанским убранством, символическая кухня, множество шкафов и трофеи, развешенные по стенам. Головы кабанов, замершие в предсмертном ужасе зайцы и лисы, утки, раскинувшие крылья, безучастно наблюдали за происходящим со своих полок. Шейн стоит у камина, мешает угли неторопливо, чтобы вновь вернутся к своей пленнице, запуская мозолистую руку в растрепавшиеся волосы, натягивая локоны на кулак и заставляя девчонку наклоняться вперед, оголяя спину. Наклонившись, мужчина шепчет что-то ласково на ухо, но художница лишь дергается, напрягаясь всем телом, стискивает зубы, блестит на девичьем лице пот вперемешку с водой, в глазах отблески реального пламени, наполненная бочка и ковш у самых ног девчонки. В руках у бывшего копа тонкий металлический прут, раскаленная часть которого касается спины без сожаления, кожа вспыхивает алой отметиной, Шарлотту пробивает крупная дрожь, на глазах не наворачиваются слезы, лишь сухое безумие, затравленная озлобленность. Плечо горит и кажется, что следующий удар уже не сможет выделиться, принести больше боли, но кусачее прикосновение металла заставляет изгибаться в попытке уйти от казни. Стоит сознанию начать плыть, Шейн черпал воду и выплескивал на лицо девчонки, причитая что-то о силе, о мести, о былых временах, оттирает любовно лицо или лепит пощечины, когда Шарлотта с трудом фокусирует взгляд. – Смотри на меня, Чарли. Ты так быстро не отделаешься. – И художница измученно смотрела, сжимая пальцы на ручках стула, веревка, фиксирующая локти, впивалась в руки при каждом нервном рывке. – О, а вот и коп очнулся. – Шарлотта кидает нервный взгляд в сторону, лишь на мгновение скользит испуг, скорее за Эла, чем за собственную жизнь, с Майером у Шейна были собственные счеты, прут отправляется в камин, чтобы нагреться к следующими разу, и Лотти невольно цепляется взглядом за это перемещение, сглатывает и смотрит в огонь невидяще.

- Знаешь, Майер, ты мне тогда помешал трахнуть эту девку, и я не забыл. Ты вообще мне жизнь всю сломал. – Шейн обращает внимание на плененного копа, вытаскивая пистолет и снимая с предохранителя, посмеиваясь самодовольно. Вогнать пулю в лоб старого противника – особое удовольствие, о котором парень мечтал почти двенадцать лет. – Тебя я пристрелю, а потом развлекусь с твоей подопечной. – Шарлотта смотрит в огонь остервенело, глотают темные зрачки яркие отблески, чтобы не сорваться в пучину горечи, невысказанной боли. Действия Шейна слишком быстрые, стремительные, у бывшего копа было время все продумать и теперь дуло пистолета маячило в опасной близости от лба помощника шерифа. Преступнику уже нечего было терять, преданный правосудию, парень потерял надежду на блестящую карьеру, о которой грезил, промышляя после тюрьмы в основном мелкими разборками. Элвина не было в этом плане, но какой приятный бонус рассчитаться с обидчиком. – Смешно. Даже на пороге смерти тебе не удастся забраться мне в трусы, - Лотти оглядывается в кривой усмешке, но смотрит не на Шейна, а на господина Хозяина Ада, поступая необдуманно, эмоционально, порывисто, но все же найдя свою цель. Бывший коп гоготнул, переводя взгляд и пистолет с одного пленника на другого, собирая картину воедино. – Эл, так ты просто хотел её трахнуть? Дружище, что же ты сразу не сказал? – Шейн откровенно ржет, утирает рот рукавом толстовки. – А притворялся святошей, за мораль толкал. – Лотти отводит взгляд, позволяя бывшему приятелю веселиться, смотрит в огонь, чтобы не видеть лица любовника. Девчонка буквально с рук накормила насильника чужой слабостью, оттягивая неминуемый момент окончательной расправы, но выторгованное на потеху Шейну время можно было потратить на размышления. – Знаешь, - Шарлотта вслушивается в каждое слово, надеется, что удастся сыграть на мужском самолюбие. Урок, выученный у господина Хозяина Ада. Мужчины любят насиловать женщин, чтобы унизить других мужчин. – я убью тебя после того, как её трахну. Согласен? – Художница отрывается от огня, чтобы взглянуть в лицо Шейна, хищные заострившиеся черты лица выдают азарт, замешанные в крови.

Горящая человеческая плоть пахла жаренным беконом. Неуместная мысль, что раздражает ноздри и наполняет желудок тяжестью, рот переполняется слюной и горечью. Как же  хотелось Шарлотте оказаться ранним утром на чужой кухне, сонно нависать над чашкой крепкого черного кофе и подпирая ладонью щеку, праздно пялиться в окно. Болтать ногой, сидя на худо сбитом стуле, и доставать пугливую серую кошку. Художница чувствует солоноватый запах прижаренного мяса и не может осознать, что это запах ее тела. Жизнь и без того крохотная и серая сузилась до дежурного телесного существования, скотская участь. Кадка с водой грузно падает на бок, выплескиваясь ледяным прибоем к ногам, подобно жестокому миру, в котором можно было безнаказанно насиловать, бить и жечь. Шарлотта отрешенно рассматривает монотонный и бессмысленный пляс пламени в камине, женские плечи поникли, пробивает непроизвольной крупной дрожью. Мужчины сцепились в невнятной потасовке, упрямое рычание Майера и эмоциональная брань бывшего заключенного совсем рядом, Лотти пугливо переводит взгляд, нервно сглатывает и чувствует невнятное удовлетворение и от смачного удара по лицу бывшего любовника, и от последующих за его внезапной атакой крепких ударов кулаками по ребрам. Не отвести взгляда от линии крови в углу плотно сжатых мужских губ, заплывающего прямого подбородка, лицо горит от стыда и вины. Свалив копа вместе со стулом на пол, Шейн отвел душу парой лихих ударов ногой по корпусу обидчика, сплевывая и оборачиваясь к девчонке раздраженно, не церемонясь и впиваясь пальцами мясисто в основание узкой шеи. В руке сверкает лезвие ножа и на мгновение Шарлотте кажется, что старый приятель поставил точку в незамысловатой истории ее жизни, вскрыв грудину или вспоров живот. Успеет ли она почувствовать последний момент угасающей жизни или адреналин и страх отнимет боль? Голубые глаза широко открыты, освобожденные руки инстинктивно цепляются за мужские плечи в попытке оттолкнуть, девчонка всем своим существом знает, что будет дальше. Гортань сдавливает безмолвный крик отчаяния, ни хрипа, ни вздоха, только ужас и накатывающая иррациональная паника, Шарлотта спотыкается и летит на пол, что кажется уголовнику смешным, но нет в девчонке ни храбрости, ни достоинства. Рид хватает воздух обескровленными губами, отползая от нависающей фигуры, шепчет иступлено, просит не делать этого. Искаженное яростью лицо Шейна не имеет характерных черт, смазывается и сливается с сотней таких же самодовольных сальных рож, в руке пасторская плеть и стальной отблеск ада во взгляде. И сколько бы лет не прошло, не забыть, не примириться со страхом и болью причиненного насилия, словно нарывающая рана, воспоминания легко всплывают из глубин подсознания, наслаиваясь. Лотти вновь девять, девчонка плачет, всхлипывает, зажимая себе рот по привычке, пока крепкая рука отвешивает пощечину, Шарлотта в своей кухне при мерцающем свете свечей терпит вольготно гулящие руки по собственному телу и душит отвращение. Мужчине рядом плевать на ее мнение, она всего лишь кусок мяса, который можно использовать для удовлетворения взыгравшей похоти. Шейн легко заламывает женские руки, бесцеремонно задирает юбку свадебного платья, бросая кроткое "хватит реветь" и мнется с пряжкой ремня, на мгновение ослабляя хватку. Пальцы впиваются в скользкую лакированную поверхность до рези, окрашиваются ладони открывающимися стигматами, Шарлотта делает шаг по инерции следом, не понимания, как смогла ухватить с каминной полки одну из резных статуэток и со всего маху ударить мужчину по лицу. В ушах шумит бурлящая по венам кровь, Лотти выжидающе смотрит на в шаге замеревшего насильника, на его скуле алая полоса косого удара, узловатая ладонь тянется к женской шеи, мужской рот искривляется, изрыгая пресловутое "сука". Но девчонка вновь замахивается, удар и шаг следом, заваливаясь вместе с бывшим копом на пол, плеск ледяных искр и тупая боль в коленях, обжигающая влага в ладонях, дерево и без того скользкое постоянно норовит вылететь из рук. Лотти выдыхает, погружая острый край основания в ставшее кровавым месивом лицо Шейна. Безжизненное лицо склоненное в бок потеряло свои очертания, лишь остекленевший глаз смотрел куда-то сквозь пространство, в несбыточное светлое будущее. Рид не выпускала статуэтку из рук, но уже устало смотрела на результат своих трудов, притупленные переизбытком эмоций нервы не дергались, оставаясь немы. Покатая спина вздрагивала от каждого лишнего шороха, словно Шейн мог в любое мгновение подняться и закончить начатое.

И мир не изменился: трещат поленья в камине, хлопает форточка, и руки ноют от напряжения, с трудом разгибаются пальцы, выпуская ощетинившуюся фигуру медведя на пол. Пшеничные локоны потемнели от пота, крови и воды, на исхудавшем лице багрянец разводов, подвенечное платье весит окровавленными ошметками, Шарлотта с трудом переводит взгляд на бывшего любовника. И как же хорошо в тишине. Девчонка не замечает, что по ее перепачканным щекам текут слезы, как губы стягивает скорбью. Неуверенный шаг, чтобы подняться, неловко срезая веревку на одной руке и оставляя нож, чтобы освободить вторую, Где-то внутри этого дома должна быть ванна с промезглой водой, которая так ей необходима, Лотти опускается на край ванны из последних сил, не попадает пальцами по тугому винту, с силой проталкивает себя в каждый новый миг существования и старается не потеряться где-то между предательством самого родного человека и угрозой смерти. Сколько времени проходит в созерцании плитки в ванной под шум бегущей воды? Шарлотта смаргивает наваждение, опуская руки под тугую струю. Еще нужно что-то сделать с плечом, с одеждой и как-то выбраться из этой глуши, но как же хорошо просто дышать. Как хорошо чувствовать себя единоличным владельцем собственного тела. Как приятно закрыть глаза и ощутить раздражение в веках, осознать слезы все еще струящиеся по щекам.

Отредактировано Charlotte Reed (2019-03-02 23:37:53)

Дыши. Это вопрос жизни и смерти. Заставляй легкие раскрываться и вновь схлопываться, наполняясь живительной смесью газов. Отслеживай каждый вдох. Не доверяй испуганному телу, сгустку нервов, что готовы сдаться. И только единственная мысль, бьющаяся в голове, заставляет шумно втягивать воздух носом. Как же важно просто дышать. Шарлотта с трудом открывает глаза, стараясь не захлебнуться в собственных слезах, закрывая окровавленной ладонью рот, скрывая очередной приступ. Облегчения ли? Боли? Обшарпанный потолок прогнил в углу и подтекает, видимо, прохудилась крыша и её давно уже никто не чинил, вода выходит с хлопками, в трубах слишком много воздуха. Складывается впечатление, словно дом медленно умирает, кашляет болезненно и покрывается старческими пигментными пятнами. Лицо Майера до боли знакомо, взгляд бегает, губы двигаются и воспроизводят в мир звуки, но блондинка с трудом понимает смысл сказанного. Жаль? Помощь? Как она? Аптечка? Мысль цепляется за простые вещи, которые девчонка может понять, уловить из суетливой речи копа. – У меня только ожоги и руки. Аптечка, кажется, была в комнате. На столе.

Было ли что-то из сказанного понятно? Язык стал таким большим и неповоротливым, заполняет весь рот и липнет к пересохшему небу. Нестерпимо хочется пить. Лотти с запозданием чувствует прикосновение к лицу, дергает плечом от неожиданности, цепочка событий искажается и меняется в потустороннем присутствие господина Хозяина Ада. Мужчина стоит в дверях, встревоженно смотря на неё и, стоит моргнуть, сидит рядом, в следующее мгновение грузно падает на пол. Оглушающий грохот накрывает с головой, проникает сквозь уши разрушительным аккордом, содрогается голодным фантомом в опустевшей голове, звенит пронзительно и требовательно, до нестерпимого желания вставить себе отвертку в ухо и выскоблить противный звук. Шарлотта морщится, зажимает ладонями уши, причитает в полголоса, в попытка отринуть происходящее, раскачивается в накатывающем приступе паники. Нужно только дышать! Осознание уже безвозвратно проникло внутрь тела, протекая по жилам с разогнавшейся в миг кровью, мозг еще в неведенье, но тело знает. Взгляд прикован к упавшему телу, и сердце ходит ходуном в груди, девчонка скребется, стараясь вырвать из-под собственной кожи тот обжигающий крюк привязанности, который стремительно направляется к сердцу, чтобы жестоким рывком выдернуть из оцепенения, приковывая, притягивая к потерявшему сознание копу. Белесые пальцы порхают погребальными бабочками, утопая в чужой крови, Шарлотта выдыхает, выдыхает, выдыхает и не может вдохнуть омертвевший воздух. Бетонная крошка вместо кислорода, забивает кровоток. – Нет, нет, нет… Пожалуйста, Эл, не сейчас. Не сегодня. Прошу тебя…

Видеть, как бьют бывшего любовника и беспомощно цепляться за его плечи, встряхивая и перебирая полы куртки, ворот пропитавшейся кровью рубашки было совершенно разными вещами. Шарлотта хотела бы причинить боль, наказать Элвина за скотское поведение, эгоистично желала заставить его мучится в ответ на его жестокие поступки, но не могла принять мысль о смерти. В Рид до последнего ярко билось желание жизни, остервенелое, бессмысленное и безрассудное, и от того неугасимое. Зажимая по привычке ладонью рот, художница оглянулась, не ища спасения или поддержки, осознавая, что сидит на коленях перед умирающим человеком и ничего не может сделать. У неё нет ни базового медицинского образования, ни понимания, что делать в такой ситуации. Сознание – не складная последовательность вспышек прозрений и просветлений, что набегают друг на друга, подгоняя к следующему шагу. Пульс есть. Дрожащей рукой сложно прощупать. Лотти прислушивается к дыханию, выдвигая ящики стола в поисках аптечки, прикладываясь к бутылке, Шейн что-то доставал. Резкий запах нашатыря проясняет сознание, девушка встряхивает головой, грузно оперевшись о край стола, нервно сжимая влажную вату в пальцах. Нельзя плакать. К горлу вновь подступил ком, взгляд легко мутнеет от слез. Шарлотта стягивает изодранное платье с тела, морщится от манипуляций с обожженным плечом, дышит глубже, перед глазами на мгновение потемнело. Не хорошо. В гардеробе нашлась поеденная временем плотная мужская рубашка, которую девчонка поспешно натянула на себя, такой же безразмерный свитер. Этого должно хватить, чтобы не заработать себе переохлаждение, стараясь выбраться из леса? Шарлотта зажмурилась, уткнувшись лбом в дверцу шкафа и шумно дыша. Дверца едва уловимо пахла деревом. Нельзя было думать обо всем сразу, только короткие задачи, смотреть лишь на два шага вперед, чтобы не испугаться.

Художница наклоняется над копом, подсовывая под нос нашатырь, придерживает, чтобы, повинуясь безусловным рефлексам, не дернулся слишком сильно, просит дышать ровнее, медленно поднимая, упрашивает как ребенка помочь немного. – Делаем еще шаг. Вот так. Уже машина. Ложись. Все будет хорошо. – Ничего не будет хорошо. Ситуация до невозможности хреновая и шанс на спасение неукоснительно стремиться к нулю. Если бы в сознание был Эл, он смог бы их спасти. Абсурдная, не рациональная мысль засела в голову, от которой сложно отмахнуться и Лотти все же признает её существование, почти смиряется с поражением, механически наливая воду в бутылку. Пустые глаза Шейна останутся навсегда в памяти, его без эмоциональное отрешенное лицо. Это умиротворение? Божественное провидение? Или наказание? На удивление Шейн был верующим. В кармане его куртки Шарлотта нашла ключи от машины, но не пейджер, от средства связи копа насильник также избавился. Первая брошенная спичка не занялась, как и вторая, но девчонка не отступала, повторяя монотонные движения. Чиркнуть, позволить племени вспыхнуть и кинуть на грудь убитому обидчику, на каминную полку. Наверное, для верности стоило бы залить всю бензином, все нутро требовало решительных действий, так хотелось превратить место преступления в пепел, но Рид спешила. Резиновые сапоги на три размера больше не слетали с ног только чудом, шерстяные носки девушка натянула практически до колен, условная пятка приходилась выше щиколотки. На водительском месте Шарлотта чувствовала себя не уверено, держалась за руль двумя руками и почти прилипла к лобовому стеклу. Дышать и смотреть на дорогу. Две простые задачи, которые от неё требовались. Ничего сверхъестественного. Лишь бы не съехать в кювет, где глубокий снег похоронит заживо. Вокруг глухой лес, ночь и дорога бесконечной лентой вьется перед самым носом. Лотти иногда ведет, девчонка нервно смаргивает, приоткрывает окно. Холодный воздух сейчас друг, он отрезвляет, возвращая пугливые мысли по местам. Вслушивается до рези в ушах в дыхание Элвина на заднем сидении, сердце пропускает удары, стоит выдохам исчезнуть, потонуть в реве мотора или свисте ветра. Шарлотта несколько раз останавливалась, сжимая руль со скрипом и жмурилась, надеясь в тишине различить признаки жизни. Сама того не замечая, скребла пальцами висок и щеку, вставая на распутье, карта в машине казалась бесполезной. Как узнать, где они находились? Почти по наитию Лотти принимала решение свернуть. Уж лучше двигаться, чем остаться по среди леса в нерешительности. Лучше ездить кругами, чем отказаться от борьбы. Все может стать еще хуже, чем было.

Дорога становилась все более твердой, и, завидев отдаленные огни города, Рид радостно вскрикнула, придвинувшись к стеклу ближе, переполняемая жалкой надеждой. Лишь чудом художница не врезалась в родной дом, бросая чужую машину буквально на обочине. На веранде кто-то курит? Дерганным движением Никки тушит сигарету о ботинок, выбрасывая бычок в кусты. Подруга почти вырывает с водительского сидения, звучно рыча и отправляя в дом, Лотти лишь с опозданием думает о том, что Майер все-таки её не убил, расправляясь в коридоре церкви. Прислонившись к стене, Шарлотта долго вслушивалась в гудки, нервно ковыряя щеку, не замечая, как ноготь стесывает кожу, как покрывается каплями свежей крови. До приезда студента-медика Элвина оставили на диване, Лотти затравленно наблюдала за поднимающейся и опускающейся грудью, сидя в коридоре. И даже оказавшись дома девчонка не чувствовала себя в безопасности, словно в любой момент что-то могло произойти, сжимала пальцы до бела и неотрывно следила за тем, как дышит коп. Никки не дергала, не предлагала помощи, не бегала встревоженно вокруг, лишь изредка выходила покурить на веранду, самозабвенно хлопая дверью, из-за чего художница покрывалась мурашками и вздрагивала. Лотти почти не дышит, боясь отобрать у Майера его дыхание. Дыши. Дыши. Просто дыши. Студент появился бестелесной тенью с глубокими мешками под глазами, не обратил внимание на забившуюся в угол учительницу, но взял в оборот Никки, заставляя брюнетку помочь переместить мужчину на второй этаж. Что-то происходило, студент осматривал, трогал, доставал то эластичные бинты, то блестящие инструменты, Лотти обеспокоенно вилась рядом, стараясь не мешать, но не умея унять тревогу.

Подруга почти насильно вливала горячий травяной чай и смогла заставить сходить в душ, когда с помощью мужчине было покончено и студент готов был приняться за ожоги на ее плече. Шарлотта вновь смотрела на плитку, позволяя холодной воде стекать по волосам и осунувшимся плечам, вода окрашивалась красным. Это была её кровь, кровь Эла и Шейна, засохшая коркой на коже. Беверли едва не потеряла отца из-за глупости и эгоистичности одной девчонки. Горькая мысль с привкусом безысходности, какой-то предопределенности и тянувшая за собой не самые приятные осознания. Рид выходит из душа, старается не смотреть на себя в зеркало, поджимая губы, одевая майку, чтобы оставить открытыми ожоги, натягивает джинсы на влажное тело, сидит смиренно под руками медика, смотрит в сторону, куда-то в пространство. Мальчишка бинтует руки, обрабатывает ожоги, что-то дает выпить и дает наставления скорее Никки, лишь из контекста Шарлотта понимает, что медик собирается уйти в рассвет. – Нет, - чересчур резкое и первое, что художница говорит. – Ты не уйдешь, пока Он не поправится.

По верх заклеенного плеча Шарлотта натянула кашемировый свитер цвета шампанского, который стоил ей месячной зарплаты, упрямо притащила кресло в комнату и осталась сидеть подле спящего копа, на расстояние пяти шагов, но все же рядом. Его дыхание умиротворяло. Вселяло надежду. Стоило признать, Элвин повел себя, как последний скот, в импульсивном и холерическом своем характере поступив отвратительно, вызывая в женщине рядом сложное чувство отвращения, ненависти и даже призрения. Лотти до последнего видела и верила, что Майер со своей горячностью и напористостью мог был положительным героем, ведь именно эти качества делали из него хорошего копа, отца, человека и любовника. Партнера. Ведь Эл делал всё для важных ему людей, мужчина скорее в лепешку разобьется, чем позволит кому-то обижать важных для него людей. Или свершиться несправедливости. Художница даже в мыслях запрещала себе касаться темы своих отношений с господином Хозяином Ада, опуская взгляд на умостившуюся на коленях собаку, перебирая шерсть и почесывая загривок. Пасторская дочка всегда стыдилась этих каких-то сопливых желаний держаться на улице за руку, иметь возможность поцеловать, не оглядываясь, и, наверное, самой большой обидой было не просыпаться с Ним рядом каждое утро. Никаких планов и общего будущего, лишь вечно ускользающее зыбкое настоящее меж занятиями в школе и его дежурствами, в жарком тридцатиминутном перерыве на окраине города в его машине. И ведь ему уже за сорок, но как же хорош был до сих пор, как страстно сжимал в объятиях, как требовательны были его губы впиваясь в изгиб шеи. Знал же, как это её заводит. Шарлотта могла поклясться, что Элвин каждый раз самодовольно ухмылялся, стоило сорвать с её губ стон. Что же пошло не так? Не стоило надеяться на что-то большее, чем просто секс. Художница отводит взгляд, аккуратно поправляя ворот, чтобы унять фантомы прошлого, перехватывая цепочку, надетую поверх свитера, и накручивая на пальцы. После смерти Фриды стало очевидно, что коп просто не хочет афишировать связь, избегая не озвученные, но повисшие в воздухе вопросы. Стоило ли надеяться, что Эл этого захочет? Шарлотта ощущала себя жалкой. Не просила ведь ни обещаний, ни громких признаний, ни кольца, лишь возможность подойти, заметив в толпе, поцеловать, не объясняя причин. Как обидно и больно было наступать на горло собственному желанию и гордости каждый раз, когда они были не одни, играть роль не самой общительной приятельницы, хотя все существо требовало прильнуть к нему. И как хотелось помочь, когда дочь ушла из дома. Знала же, что будет метаться, как раненный зверь, будет некуда идти и, хорошо, если не напьется, не решит вразумить дочь по-свойски. Художница пьет чай и прижимает собаку к себе ближе, что примостилась на коленях спать, согревая живот хозяйки и лишь изредка поднимая сонно морду.

Попытка уйти не помогла, лишь подтвердила неизменный финал. Они вновь в маленькой комнате, ранят друг друга словом или действием, изощряются в пытках, ощетиниваются взаимными обидами. Как разорвать порочный круг? И есть ли в этом смысл? Как бы Лотти не пыталась, все дороги вновь приводили к одному человеку, мысли спотыкались, но рвались к Его имени, ища оправдание каждому дерьмовому поступку. Лишь за одни сутки Шарлотта в разы постарела, сбрасывая образ легкомысленной и обаятельной девчонки до лучших времен. Да, у художницы были проблемы с деньгами, организацией жизни, с дисциплиной и распорядком дня, она была подвержена эмоциям, но в тоже время за десяток сознательно прожитых лет не утратила веру в жизнь, в людей, в человеческое благородство. Воображение и не тривиальный взгляд на жизнь делал из женщины понимающего человека, к которому можно прийти с проблемами, дельным советом может и не поможет, но хотя бы заговорит или рассмешит. Рид хотелось думать, что в ней есть что-то от покойной тети. Самоирония или глубина мысли. Нельзя было так зацикливаться, нельзя вверять собственное счастье в руки другого человека, пусть и столь выдающегося. Лотти прекрасно понимала, что не сможет жить без связи с Майером, без его поддержки, жгучего желания и юмора, но и потребовать любви не смела. Спина затекала, Шарлотта то проваливалась в не глубокий тревожный сон, то просыпалась, вязко двигаясь сквозь пелену одолевающих сомнений. Пробуждение Элвина девушка заметила сразу, чутко отреагировал на изменение в дыхание, оборачиваясь, невольно замерев, крутя в руках подаренную им подвеску, что висела на шеи. Смотреть на Майера больно, но так желанно. - Ты как?

Отредактировано Charlotte Reed (2019-03-24 23:54:23)

Уже ничто не удивит, не смутит и не расстроит. Сухой и обжигающий ветер перемен ударяет в лицо, заставляя щуриться и неуверенно открывать обескровленные губы. Стремительная череда событий сменяла друг друга, невнятная потасовка с потерей памяти, нападки Никки, признания, машина до больницы. Шарлотта изредка осознавала себя сидящей за книгой или перебирающей овощи в продуктовой лавке, на пальцах оставался свежий аромат сельдерея, и даже извинение Майера, наполненное искренностью и непривычной теплотой, не могли вернуть к прежнему ходу жизни. Художница ежится, гуляя по вечернему городу, рассматривает звезды или проходящих мимо людей, бездумно пересекает улицы. Где-то на границе сознания увядает мысль о том, что Элвин тревожится, не получая привычного восторженного отклика на свои шутки и забавные рассказы, теряется, словно школьник, когда рассеянное внимание бывшей любовницы уплывает в сторону и мужчина остается один на один с собой, болью и их пресловутой историй свершений. Что нужно говорить после всего, что они пережили вместе? Нужно ли присылать открытки на день благодарения и приглашать раз в полгода на светский обед где-то в городе? Может даже не обед, а поздний завтрак, чтобы свести интимность момента к бесконечному нулю и можно было за столом избежать беседы, отгородившись свежей газетой. В тихом своем бесчувствие художница находила преимущества: спокойный сон, размеренная рутинная жизнь и даже пересуды соседей не вызывают должного отклика в измученном сердце. Шарлотта впервые наслаждалась жизнью без оглядки на Майера и его тайны, без постоянного давления общественности и всего церковного прихода. Священный образ пасторской дочки больше не налезал поверх свободолюбивой и своенравной натуры. Хорошие девочки не сбегают с собственной свадьбы, особенно от таких хороших парней. Благочестивые горожанки не путаются с мужчинами старше их самих на десяток лет и не влезают в подозрительные истории. Лотти с облегчением согласилась с каждым пунктом, нервно облизывая губы и, прикрыв ладонью глаза от весеннего яркого солнца, всматриваясь в дорогу, ведущую от города.

Заместитель шерифа со временем шел на поправку, организм, уже далеко нерезво, но упрямо стремился восстановиться. Отеки спадали, кости срастались под бдительным присмотром врачей, неравнодушных коллег и всех тех, кто спешил навестить больного, даже Никки несколько раз заходила справиться о здоровье, что вызывало где-то в глубине души художницы добрую усмешку. Недолюбливает, а все равно переживает. Себя Шарлотта к числу обеспокоенных не причисляла, испытывая даже некоторое чувство стыда и неловкости за свою отстранённость. В свете последних событий Элвин очевидно ждал заботы с ее стороны, сопереживания или заинтересованности. Разве не признанием в любви грезила последние годы? Разве не этого так желала? Не было у художницы ответов на повисшие в воздухе вопросы, и все, что могла сделать, лишь изредка появляться в палате пострадавшего, чтобы прогуляться с Господином Хозяином Ада по холодным длинным коридорам, съесть шоколадку, сидя на подоконнике, и посмеяться над поверхностными и ничего не значившими новостями из жизни сельского города. Постылая действительность. Как вернуться в то непомерно пылкое и привычное состояния зависимости? Как вновь научиться перекладывать ответственность за собственное счастье на неугодного женатого любовника? Было что-то удобное и в наличие Фриды, и в последующей нерешительности Майера. В больнице с лица Эла окончательно облетела краска несбывшихся надежд и чаяний, Лотти начала отчетливо замечать усталость и неуверенность в его стальных глазах. Мужчине уже далеко за сорок, карьера не сложилась, дом требует денег и внимания, далеко не самая представительная машина и видно неровный шов на рубашке. Сам штопал? Дочь бы зашила ровнее. Прислонившись затылком к холодному оконному стеклу, Шарлотта внимательно всматривалась в лицо собеседника: Элвин что-то увлеченно рассказывал, по привычке широко жестикулируя, лицо сминалось активной мимикой и ироничным подёргиванием кустистых бровей. Уставший старый мужчина, у которого тоже нет ответов на все вопросы, он не мог по щелчку пальцев менять реальность или испепелять одним только взглядом неугодных. Ему тоже было страшно. Больно. Обидно. Глупо. Не приятно. Художница не слышит Его слов, слишком громкими казались собственные мысли. Очевидно, заместитель шерифа был таким довольно продолжительное время, он не мог истратить весь свой лоск и могущество за какие-то пару месяцев. И еще были сомнения. Неуверенность. Стыдливость. Мнительность. И раздражение о семи огненных хвостах.

На выписку преподавательница просто не поехала, рассеянно перебирая вещи в магазине одежды. За тридцать лет праведной жизни юбки и платья Лотти успели порядком надоесть, от того образ в зеркале, утянутый в джинсы казался вульгарным. Что может быть хуже? Переминаясь с ноги на ногу, блондинка с ужасом и упоением наблюдала столь откровенную линию своих бедер и ног, ощущая как ткань плотно сидит на теле, и невольно улыбаясь. Как мало нужно для того, чтобы быть плохой. И как легко и приятно, оказывается, делать то, что хочется. В бар Шарлотта заглянула уже под вечер, малодушно казалось, что вся разгоряченная толпа кидала на ее ноги откровенные взгляды. Осуждение? Интерес? Кто знает. Сердце тяжело колотилось от волнения, Лотти с трудом стянула с плеч легкую куртку, сетуя на духоту, но даже в футболке температура тела панически подскакивала, вызывая неприятные спазмы в животе, словно перед экзаменом. Давно забытое чувство. Светлые пшеничные локоны взметаются от резких поворотов головы, невесомая улыбка гуляет по этим иссохшим, искусанным губам, Рид благосклонно и с доброй долей самоиронии реагирует на комментарии о смене имиджа, скованно оглаживает ладонью шею, чтобы скрыть смущение, но движется вглубь бара, к столикам, где местные копы отмечают возвращение коллеги в строй. Шарлотта видела, она успела уцепиться взглядом за истертую временем и событиями куртку Майера, видела его мозолистые руки, широкие плечи и ходящую от каждого вздоха массивную грудь. Слышала Его голос среди смазанных шуток, пьяных выкриков и воодушевленных пожеланий здоровья. И если быть откровенными, это были самые лучшие звуки во всем мире.

Чтобы прервать разговор десятка лучших копов города, нужно обладать смелостью, отвагой и весомой долей безумия в крови, особенно если эти мужчины планируют приятно провести вечер за бокалом горячительного в старой компании. Шарлотта не была уверена, что имеет все необходимые качества, но прервав беспорядочный ход беседы, обратив на себя внимание такого количества людей, удивилась собственной уверенности и до этого момента не осознаваемой злости. И, конечно, Элвин был в гуще событий, улыбчивый, беспечный, сильный. Годами он скрывал их невнятную связь от всего мира, убегал до рассвета, чтобы, не дай Бог, кто-нибудь не узнал об их отношениях. Это было унизительно. И больно. И это изнасилование, как жалкая попытка самоутвердиться. Счет шел на секунды, но гул бара отходил на задний план, Лотти слышала, как часто бьется ее истерзанное сердце. Радость на лице Майера сменяется удивлением или даже недопониманием. Рассчитывал на поздравления? Художница сжимает зубы нервно, выдыхая. Можно просто развернуться и сбежать, постараться справиться с обжигающей волной гнева, проанализировать каждый отдельный раздражающий кусок ситуации... или просто пойти к Нему. Расстояние в пару метров преодолеваться стремительно, парой незначительных шагов, Господин Хозяин Ада порывается встать из-за столиков, но встречает лишь горячий, терпкий поцелуй. Тонкие пальцы потонули в волосах на загривке, сжимая и оттягивая, девчонка скользнула ближе, на колени, упираясь одним коленом у бедра. Сдавленный выдох где-то между агрессивными, влажными поцелуями. Смешанное дыхание не дает кислорода, не позволяет в полном мере осознать происходящее. Все словно в бреду. Сладком, мучительном бреду. И если Элвин решит оттолкнуть в угоду своей репутации, задумает сыграть в примерного католика, каждый жадный кусачий поцелуй того стоил. Шарлотта годами воспевала и идеализировала образ копа, возводила на пьедестал и обижалась, когда мужчина не соответствовал высоким ожиданиям, не предвосхищал ее желания. Но разве художница хоть раз просила обнародовать их отношения? Было намного легче спрятаться за придуманным идеалом, чем общаться с реальным человеком. Со всеми его страхами и болью. Гнев, желание, стыд и бесконечная привязанность к этому уставшему копу смешивались в головокружительный коктейль. Только  ты, я и наши грязные секреты. - Эл, я тебя хочу. Сейчас. Всегда. - Рид говорит поспешно, каждое слово выталкивая на выдохе, утыкаясь смазано куда-то в щетинистую щеку, дышит шумно, прижимаясь ближе и с трудом отслеживая, куда упала в процессе ее куртка. Тепло мужского тела бередит воспоминания, на запястьях, шеи и бедрах горят отметки его хлестких прикосновений в последнюю ночь, губы помнят сотни остервенелых голодных поцелуев украдкой, и еще есть трупы, оставленные на совместном пути. Внутри все холодеет и волосы встают дыбом от осознания, что связывает с человеком рядом. - Не хочу больше это скрывать. - Наверное, стоило поговорить в более спокойной обстановке или как-то подготовить Майера к происходящему, но только к этому моменту женщина осознала, сколько всего они прошли вместе и в какие передряги ввязывались. И как неуместно выглядит вся эта ситуация под одобрительные, но такие подростковые выкрики со стороны казалось бы солидных людей.

Отредактировано Charlotte Reed (2019-10-04 02:48:25)

Гудение переполненного бара остается за дверью, словно мистический переход в иной мир. Одинокий щелчок. Темнота отступает перед мерцающим светом блеклой лампы. Вновь и вновь натыкаться на требовательные губы в беспутной борьбе за власть, за глоток кислорода где-то между, за возможность доминировать и сладкую возможность отступить, быть взятым штурмом. Вплетая ломкие пальцы в волосы на загривке, Шарлотта отступала, сдавалась, поддаваясь напору копа, позволяя Господину Хозяина Ада запрокидывать ее голову, терзать губы по-мальчишечьи беспечно, прикусывать и зализывать не нанесенные раны, резвиться и утопать с каждым прикосновением. Ты сможешь оторваться? Затянувшаяся нежность остается влагой на губах, болезненным восторгом и опаляющим желанием в мгновение между, в судорожной попытке надышаться. Художница не бросается в бой, не работают обычные уловки, не блестит по привычке сталь в ответ, Элвин привык к отпору, к рьяному противостоянию, бросаясь к цели самозабвенно и остервенело, не замечая, как уходит почва под ногами, как утопают по колено тяжелые его шаги. Лотти медлит, улыбается едва, разглядывая в сумерках подсобного помещения лицо Майера, чувственные губы, волевой профиль и разгоряченную сталь беснующейся души. Запрокинув голову, Лотти переводит дыхание, любуясь мужчиной рядом и беззаветно красуясь. Пшеничные локоны давно сбились, щеки пылают, потрескавшиеся губы опухли и так отчетливо помнят Его манеру целоваться, округлые плечи пробирает дрожь от возбуждения, грудь вздымается от частого дыхания, и будь воля Элвина, футболки на ней бы уже давно не было. Шарлотта знала насколько она хороша, цепляясь взглядом о взгляд, рассеяно закрывая глаза. На спине горят отметки поспешных прикосновений копа, еще свежи воспоминания, как намеренно бежали шершавые пальцы Эла по футболке, сжимали и терзались, как необдуманно скользнули под ткань в переполненном зале бара. Девушка невольно выгибается, поддаваясь неловкому воспоминанию, так откровенно знакомо и привычно, помогая подсадить себя. Невозможно контролировать реакции тела.

Горячие слова любви оседают шепотом в острые ключицы и девчонка утыкается носом в щетинистую щеку, дыша сдавленно, скользя пальцами по ремню мужских штанов. Каждый удар на любовном поприще, каждый уверенный выпад вел к погибели, разгоряченный желанием поймать девицу, Эл не замечал, как утопает в чувственном влечении. Шарлотта убегала легко и стремительно, скрывалась в дали, среди миражей потустороннего мира, дразнила невесомым прикосновением, неуловимым ароматом, безмятежной улыбкой. Разве можно получить сладость губ агрессией? И все же любопытство ли или самоуверенность не позволяют девице убежать далеко, заставляя возвращаться к поверженному противнику. - Ты мой, - рассыпается женский голос от волнения, от слабости к совершенно определенному человеку. Или все Майер прекрасно видел и знал? Не было ли это всего лишь хитроумной стратегией? Художница расстегивает пуговицу на штанах, проникает рукой под белье, оглаживая и сжимая возбужденный член, не смея отвести встревоженного взгляда от глаз Элвина. Каждый мог спокойно жить своей жизнью. Что стоило пресечь не здоровую привязанность? Десяток лет назад, в разгар любой ссоры или сейчас, когда список грехов перевалил за сотню. Зачем каждый раз примиряться с недостатками друг друга? Зачем вновь и вновь испытывать страх привязанности? К чему эта уязвимость? Лотти жмется ближе, приникая в смазанном поцелуе, скользя пальцами влажно по твердому члену, мучительно и медленно проходясь то под яйцами, по стволу, то и вовсе чувствительно сжимая головку. Прикасаться к Майеру никогда не было легко, мужчина не приемлет собственной слабости, с трудом признал, что секс может приносить удовольствие. - Ты потрясающий мужчина, - Лотти шепчет меж поцелуев. Смешиваются взгляды, неуемное дыхание, и неясно, что терзает сильнее движение женской ладони, признания или острая близость. - Эл, меня заводит один только твой взгляд. А твои прикосновения... - Поспешные слова, высказанные взахлеб, с трудом удерживая самообладание, подставляя тонкую шею под кусачий поцелуй. Мстит? Лотти заулыбалась, легко и безмятежно, смешливо.

С раковины Шарлотта соскользнула осторожно, целуя копа в губы коротко и разворачиваясь спиной. Джинсы уже давно стянутые с женских бедер повисли где-то в районе колен, художница зябко повела плечами, перехватывая одну ладонь Майера и укладывая на раковину. На спине заживающие ожоги, призрачное напоминание о произошедшем, линия позвоночника проглядывается под нежной кожей, пара красных линий, натертые бельем. Безумный контраст. Они уже никогда не будут прежними. В мутном отражение зеркала над умывальником Ее лицо, уже не такое беспомощное и пугливое, во взгляде спокойное знание собственных желаний, одно из которых сам Эл. Кажется, самое страстное и необузданное желание в этих голубых озерах. Дыхание сбивается на раз, стоит копу прижаться ближе, вжимаясь бедрами в ягодицы, грудью к спине, нависнуть и прикусить на загривке. Порывистый стон тонет в отголосках алкогольного веселья, Лотти старается устоять на ногах, невольно приподнимается на носочки и, уперевшись ладонями о раковину, движется навстречу, но Майеру хватает сил и напора просто вжимать дразнившуюся девчонку, обхватывая за талию. Агрессивный напор, толчки, стоны в так характерным шлепкам, линия дыхания рвется где-то у девичьего уха, заставляя Лотти вздрагивать от удовольствия, ластиться и несдержанно стонать, смешивая мольбы, пошлости и одно только имя. Где-то в процессе заколотили в запертую дверь, дернулась ручка, но остановиться уже невозможно, где каждое движение на еще один виток приближает к оргазму, где ощущение дыхания, шепот признаний переворачивает и без того разгоряченное нутро. - Майер, не останавливайся, прошу...

Светало. Сидя на капоте машины копа, Шарлотта задумчиво потягивала газировку, наблюдая, как бармены устало закрывают заведение, тащат мусор до контейнера, прощаются с запоздалыми гостями. Улыбка невольно появлялась на лице художницы, вечер получился весьма насыщенным и интересным. Секс в общественном месте для Рид был впервые, и если Элвин хотя бы как-то в этом ориентировался, то его любовнице пришлось из-за вспышки страсти долго искать снятую футболку, куртку оставленную в баре и отмывать пятно на джинсах. Бездумно прижиматься в баре к поверхностям не самая удачная идея. - Завтра все будут об этом говорить. - Лотти переводит взгляд на копа. Ночь была действительно чудесной, воздух казался плотным и сладким, губы все еще болели, а тело почти физически требовало быть к Элу как можно ближе. Возможно, еще пару раз прежде, чем удастся забыться умиротворенным сном. Оба этим вечером приковывали к себе внимание, так что можно не сомневаться каждый в этом баре видел, насколько страстно  они могут целоваться. Стоит ли надеяться на благоразумие граждан и отсутствие продолжения фантазии? Рид была уверена, что всего за одну ночь при людный, пусть и пылкий, поцелуй превратиться в десятилетнюю историю. Что будет, конечно, недалеко от правды. И все же общественное мнение художницу мало беспокоило, девушка невольно улыбнулась, заметив ироничный и насмешливый взгляд Майера. - Да, общественное мнение не самая ценная вещь, но давай хотя бы легенду общую сложим, чтобы не было буйства. - Шарлотта мягко цепляет курящего мужчину за руку, притягивая к себе ближе, когда-то они уже так сидели, в другой ситуации, но от этого воспоминания сейчас становилось только азартнее и горячее. Короткий тягучий поцелуй остается на губах копа, художница невольно облизывается и смотрит в небо. Медлит. - Я хочу об этом поговорить. Я не умоляю веса твоих признаний, но мне хочется знать, что я могу себе позволять с тобой в общественных местах. Кто я тебе?

Отредактировано Charlotte Reed (2019-10-07 19:32:58)